Восстание 1916 г.: вопросы трактовки в контексте современной политики. Ч. 2-я, - Д.Ашимбаев

Данияр Ашимбаев руководитель информационно-издательского проекта "Кто есть кто в Казахстане"

Выступление на конференции в МГУ им. М.В. Ломоносова 18 сентября 2015 г.

Окончание. Начало здесь http://ia-centr.ru/expert/21678/

В январе-апреле 1916 года в ходе Эрзерумской и Трапезундской операций российская Кавказская армия нанесла серьезное поражение Турции, в июне-августе 1916 года в ходе Брусиловского наступления были нанесены серьезные удары по немецкой и австрийской армии. В этих условиях (не говоря уже о "Большой игре" за Центральную Азию) представляется, что вопрос о внешнем воздействии на ситуацию в регионе остается открытым: восстание произошло в очень удачный для Германии и Турции период.

Последняя, что немаловажно, воспринималась мусульманским населением края в качестве главного носителя веры, а тюркским – в качестве потенциального политического гегемона (в рамках набиравшего влияние пантюркизма). Поэтому исключать фактор причастности немецкой и турецкой агентуры, если не к самому восстанию, то хотя бы к обострению обстановки в регионе (антироссийская и протурецкая пропаганда) было бы абсурдным[1].

Восстание отвлекло необходимые на фронте воинские части, замедлило мобилизацию и отправку местного населения на тыловые работы, а заодно обострило межнациональные и межконфессиональные отношения в стране, что, в свою очередь, в какой-то степени усугубило кризисные события в стране, которые, как известно, привели к февральской революции 1917 года.

В нынешних условиях, эпохе развития информационных технологий, определенной открытости архивов, доступе к ранее секретной информации, расцвете политических технологий подноготная история многих событий, ранее объяснявшихся спонтанностью, "исторической предопределенностью", "классовой борьбой", "победой сил демократии", становится вполне очевидной. Есть соответствующие примеры и из нашего недавнего прошлого.

В сентябре 1944 г. в синьцзянском городе Нилке началось национально-освободительное восстание местных казахов, татар и уйгуров против гоминьдановского правительства. Восстание достаточно быстро охватило соседние провинции и привело к созданию Восточно-Туркестанской Республики (ВТР), по сути советского сателлита в регионе, богатом природными ресурсами и имеющим огромное геополитическое значение. Только в 1949 году ВТР влился в состав материкового Китая, где к тому времени победу одержали коммунисты.

За год до Нилкинского восстания, в июле 1943 года при ЦК Компартии Казахстана были "специальные курсы по линии НКИД", официально именуемые "курсами аульных активистов", руководителем которых был назначен заместитель начальника 1-го отдела (разведка) НКГБ КазССР Арстанбеков. К выпускникам курсов предъявлялись следующие требования: "быть готовыми в условиях заграницы развернуть просоветскую пропагандистскую работу, активную подрывную агитацию против враждебной нам политики, проникнуть в местное подпольное политическое формирование или повстанческую группу и направить ее деятельность в желаемом направлении".

В программу курса были включены такие дисциплины, как "Методы постановки подрывной агитации на базе использования недовольств и возмущений в населении интересующей нас страны", "Техника изготовления и распространения нелегальных листовок, воззваний, бюллетеней и др.", "Формирование "групп национального возрождения" и использование для этой цели оппозиционно настроенных лиц и групп", "Тактика действия партизан". Любопытно, что многие слушатели "курсов аульных активистов", судя по их личным делам в архивах, находились с 1944 по 1946 г. в "специальной командировке в КНР" без особой конкретизации и при этом никогда не рассказывали о характере этой командировки.

Представляется, что логическую связь между созданием подобных курсов и началом соответствующего освободительного движения можно выстроить достаточно легко. От "туземных восстаний" в нужных местах до "оранжевых революций" и "арабской весны" общие принципы политических технологий не изменились.

Факт внешнего воздействия на Туркестан, тем не менее, не имеет прямых документальных доказательств, по крайней мере, выявленных, и к тому же не может являться единственным поводом начала событий июля 1916 года. Представляется, что причины нужно рассматривать и в более широком диапазоне.

Военно-политическая колонизация края, проходившая во второй половине XIX века, завоевание Коканда, Хивы и Бухары привели к формированию новой реальности, к которой ни Россия, ни присоединенные к ней народы не были готовы. Резко выросший уровень этнического и конфессионального взаимодействия, изменение политико-правовой системы управления краем, принципиально отличающийся от всего того, что имело место в Азии веками, изменения хозяйственного уклада, проходящие к тому же в достаточно мобильном темпе и сопровождающиеся фактами коррупции, непоследовательностью, перегибами и непониманием местной специфики создали сложный клубок противоречий, который, по сути, был решен только в 20–30-е годы XX века, в рамках проходящей общесоюзной трансформации и модернизации единого государства. (И как выяснилось впоследствии, имеющих обратную силу).

Представляется, что восстание 1916 года в немалой степени может и должно быть объяснено тремя блоками причин. Во-первых, проблемы, связанные с освоением края Россией. Во-вторых, фактор внешнего воздействия. А в-третьих, военный контекст – оттягивание военных и кадровых ресурсов на Западный и Кавказский фронты привели ослаблению руководства в Туркестанском и Степном генерал-губернаторстве и перенапряжению сил империи, политических и экономических. Война замедлила работу по трансформации Туркестана и обострила социальные и этнические противоречия. Все это, вкупе с военными поражениями 1914–1915 гг., расшатали образ сильного государства в глазах местного населения и элиты (потерявшей власть после российского завоевания и не слишком этим довольной), в течение предыдущего периода сталкивавшегося с военно-политической мощью Российской империи, которая на момент восстания в имиджевом плане проигрывала самой себе на рубеже веков. (Здесь можно также упомянуть факторы поражения в Русско-японской войне и революционного движения 1905–1907 гг.). Безусловно, поскольку речь затрагивает и систему государственного управления, то среди причин можно назвать свойственное любому правительству (а наши в этом плане весьма характерны, что нынешние, что прошлые) умение не замечать проблему, пока она совсем не выйдет из-под контроля. Это касается и мониторинга ситуации, и учета (не учета) региональной, национальной специфики, и бесконтрольности местных органов власти, и веры в собственную непогрешимость, и выбора даты для объявления своего решения. Смена руководства краем, блокирование информации о беспорядках, четкость и слаженность при подавлении восстания, которое вполне можно было предотвратить, – яркое тому подтверждение.

Говоря о социальных факторах восстания 1916 года нельзя не упомянуть о том, что для казахского населения традиционными видами протеста были барымта и откочевка, однако первая выпала из правового поля, а вторая была ограничена ужесточением пограничного контроля и тем обстоятельством, что практически все традиционные территории кочевания казахов вошли в состав России. Оседлое население Туркестана, привыкшее к жестким формам угнетения со стороны феодальных и клерикальных слоев Бухары, Хивы и Коканда, столкнулось первоначально с намного более либеральным российским законодательством, что обусловило резкое падение традиционной морали и нравственности (весьма формальное, по мнению краеведов), что, в свою очередь, спровоцировало волну ностальгических и религиозных настроений антироссийского характера[2].

Советскими, казахстанскими, российскими, узбекскими историками хорошо изучены причины, ход и последствия восстания[3]. Опираясь на соответствующие факты, они дали следующие характеристики событий: национально-освободительное движение, основанное на социальных, национальных и религиозных проблемах региона, вызванных колониальной политикой центра. Различаются – в зависимости от эпохи и географического нахождения авторов – отдельные оценочные суждения и фокусировка на тех или иных аспектах. Для одних события июля-ноября 1916 года – это революционное восстание, ставшее предвестником революции 1917 года, для других – антироссийское и антирусское выступление, для третьих – антиколониальный бунт, ставший предвестником будущей государственной независимости стран Центральной Азии. В последнем случае можно еще раз акцентировать внимание на том, что антисоветских, антиправительственных выступлений в нашем регионе практически не было зафиксировано с 20-х годов XX века. Одни историки особо обращают внимание на зверствах со стороны восставших по отношению к славянскому населению региона, другие – на зверства карательных частей, введенных в регион для подавления восстания, казни арестованных руководителей. Советские и постсоветские историки при этом за редким исключением старались минимизировать тему межнациональных конфликтов в ходе событий 1916 года. В школьных учебниках по истории Казахстана допускались трактовки вроде: "в отдельных районах... баям и националистам удалось спровоцировать выступления казахов против русских, в результате чего произошли кровавые столкновения. Эти трагические события явились следствием политики национальной вражды, которую проводили царизм и феодально-байская знать"[4]. Подобные формулировки придерживались и придерживаются многие старые и современные историки с целью минимизировать влияние тематики на современные межнациональные отношения в регионе[5], хотя обратных фактов достаточно много[6]. Некоторые казахстанские историки слегка акцентируют внимание на том, что "именно кыргызы и особенно дунгане отличались наибольшей жестокостью к своим жертвам"[7].

Политкорректность всегда являлась важной составляющей при освещении событий 1916 года. Так, в энциклопедиях, изданных в КазССР, подача материала отличалась филигранностью формулировок: "Казахский народ, как и народы Средней Азии, боролись не против русского народа, а за свободу, против царизма, империалистической буржуазии, феодально-патриархальной верхушки, против грабительской войны, за землю, за национальное равноправие"[8]. "Национально-освободительное движение в Казахстане было крестьянской войной и носило в основном антиимпериалистический, антиколониальный характер, являлось составной частью общероссийского революционного процесса. Развиваясь по его общим закономерностям, оно имели и свои особенности, обусловленные спецификой социально-экономических отношений в ауле. Отсутствие пролетарского руководства сказывалось на ходе восстания"[9]. Историки более позднего периода (хотя зачастую те же персоналии, но в условиях уже новой формации) слегка меняют акценты: "Восстание имело антиколониальную и антиимпериалистическую направленность, классовый момент (борьба против байской верхушки аула) был второстепенным по сравнению с главной задачей восстания – национального и политического освобождения народа из-под колониального ига"[10]. Также весьма неоднозначно и освещение фактов участия указанной "феодально-байской знати" и духовенства на стороне и во главе восстания. Анализ источников и трактовок показывает, что если для советского времени участие родовой и религиозной элиты было минимизировано и использовалось в основном для демонстрации перегибов, то для постсоветского периода напротив характерно акцентирование внимания на роли элиты, как и национальной интеллигенции, если не в руководстве, то хотя бы в идейном направлении восставшим населением и боевыми отрядами. С национально-либеральной интеллигенцией в этом плане существует известная проблема: восстание она не поддержала, за что советскими историками была подвергнута критике. Национал-либералы первоначально (в 1915–1916 гг.) выступали с инициативой создания казахских военных формирований для участия в боевых действиях[11], однако, потребность в кавалерийских частях к 1916 г. вызывала сомнения с военной точки зрения[12]. Не исключено, что именно эта дискуссия, проходившая на страницах печати и в стенах Государственной думы, собственно, и стала одной из причин июньского указа о мобилизации "инородцев", только не на фронт, а на тыловые работы.

Историки времен независимости столкнулись с необходимостью, с одной стороны, позитивного восприятия восстания 1916 года как проявления борьбы казахского народа за независимость, с другой – не менее позитивного освещения деятельности казахских либералов того периода, будущих активистов партии "Алаш" и правительства "Алаш-Орды", которые в современной идеологии считаются предвестниками государственной независимости Казахстана. При этом, необходимо учитывать, что национал-революционные круги интеллигенции восстание в 1916 года поддержали, местами возглавили или, как Турар Рыскулов, были идейными соратниками, но по болезни не смогли принять участие в боевых действиях[13].

Можно отметить, что некий идеализм и патетичность в высказываниях и были свойственны не только самим активистам "Алаша", но и современным историками и публицистам, изучающим деятельность и творческое наследие партии и созданного при ее участии в 1917 г. квази-правительства. При этом в расчет не берется ни тот факт, что исторически национал-либералы проиграли большевикам, и в 1920-е годы в определенной степени были кооптированы в управленческие структуры новой власти. Но они оказались востребованы идеологическим аппаратом после обретения независимости, хотя – как ни парадоксально – генетически этот аппарат и обслуживаемая им государственность имеют своим истоком не этих идеалистов начала XX века, а ту самую партию и государство, которые их смели с исторической сцены.

Ныне события 1916, 1928–1933, 1937–1938, 1947–1953, 1986 гг. рассматриваются в качестве "вех" геноцида казахского народа, проводимого правительствами Российской империи и СССР в рамках той самой хронологической и географической фокусировки, о которых речь шла выше. За рамками все в большей степени остаются факты социально-экономического, научно-технического, гуманитарного и культурного развития региона, не говоря даже о событиях в оценке Великой Отечественной войны.

Есть немало исследований, придерживающихся нейтрального, объективного взгляда на события 1916 года и – если брать шире – процессы присоединения Центральной Азии к Российской империи, событий Гражданской войны и развития региона в годы советской власти. Соответствующая государственная историко-идеологическая политика в регионе, в том числе и на уровне школьных программ, периодически претерпевает определенные изменения в контексте отношений Астаны, Ташкента, Бишкека, Ашхабада и Душанбе с Москвой и внутриполитических вопросов, когда руководство то приближает, то отдаляет от себя национально или религиозно настроенные круги.

К сожалению, объективный подход к вопросам общей истории России и Центральной Азии, занимая относительно устойчивые позиции в исторической науке, находится на периферии базовых процессов, происходящих в информационном и политическом пространстве. Трендом является высказывание взаимных претензий: по пограничным вопросам, перегибам, репрессиям, языковым вопросам, проявлениям национализма и шовинизма, причем за весь период истории – от первого столкновения славян с кочевниками – печенегами и половцами до создания Евразийского экономического союза.

[1] О наличии внешнего фактора в событиях 1916 г. в Туркестане, в частности, есть упоминание в ряде исследований: Волков И. Военная контрразведка русского Туркестана и мировые процессы // Власть. 2009. № 8; Мухлынин Б.Ф. Восстание 1916 года в Чуйской долине // belovodskoe-muh.ucoz.ru; Ганин А.В. Последняя полуденная экспедиция императорской России // Русский сборник. Т. 5. М., 2008. С. 157; Россия – Средняя Азия: Политика и ислам в конце XVIII – начале XXI века. М.: Издательство Московского университета, 2013. С. 119–121.

[2] См.: Наливкин В.П. Туземцы раньше и теперь: Этнографические очерки о тюрко-монгольском населении Туркестанского края. М.: Либроком, 2012.

[3] Абдиров М.Ж., Актамбердиева З.С. Семиреченское казачье войско. Из истории военно-казачьей колонизации Жетысу. Алматы: Казак университетi, 2011; Аманжолова Д.А. Алаш: исторический смысл демократического выбора. Алматы: Таймас, 2013; Асфендияров С.Д. История Казахстана (с древнейших времен). Алматы: Казак университетi, 1993; Ганин А.В. Накануне катастрофы. Оренбургское казачье войско в конце XIX – начале XX в. М.: Центрполиграф, 2008; Глущенко Е.А. Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования. М.: Центрполиграф, 2010; Джангильдин А. Документы и материалы. Алматы: Ана тiлi, 2009; Туркестан в начале XX века: К истории истоков национальной независимости. Ташкент: Шарк, 2000; Центральная Азия в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2008 и др.

[4] Бекмаханов Е., Бекмаханова Н. История Казахской ССР. Учебное пособие для 9-10 классов. Алма-Ата: Мектеп, 1975. С. 18.

[5] Центральная Азия в составе Российской империи... С. 290.

[6] Ганин А.В. Накануне катастрофы... С. 487–539.

[7] Абдиров М.Ж., Актамбердиева З.С. Семиреченское казачье войско... С. 183–184.

[8] Казахская ССР: 4-томная краткая энциклопедия. Т. 1. Алма-Ата, 1985. С. 24.

[9] Казахская Советская Социалистическая Республика. Энциклопедический справочник. Алма-Ата, 1981. С. 192.

[10] История Казахстана (с древнейших времен до наших дней) в 5 т. Т. 3. Алматы: Атамура, 2000. С. 650.

[11] Аманжолова Д.А. Алаш: исторический смысл демократического выбора. Алматы: Таймас, 2013. С. 115–116.

[12] Ганин А.В. Последняя полуденная экспедиция императорской России… С. 159.

[13] История Казахстана (с древнейших времен до наших дней... С. 646–647.