Можно ли бороться с коррупцией нынешними методами, стоит ли перенимать китайский опыт?
Твердая «двойка» по «восприятию коррупции» для нас не показатель. Куда более важно, кого мы обогнали и далеко ли ушли наши бывшие братья по Союзу, от которого мы и получили по наследству взяточничество с непотизмом. А вот в успех борьбы с этим злом, похоже, не верят даже те, кто ее инициирует. Тем временем обыватель приводит в пример опыт нашего восточного соседа. Но и китайский вариант «искоренения коррупции» не столь однозначен, как может показаться на первый взгляд. Ведь если в тоталитарном государстве уничтожить коррупцию, то и сам режим может попросту рухнуть.
Исторический базис
«Коррупции в Советском Союзе не было» и «Коррупция в Казахстане – наследие советской системы». Эти два противоречащих друг другу постулата наиболее распространены в оценках казахстанцев, как и часто задаваемый вопрос: «А где ее нет?». Можно согласиться со всем этим, заодно добавив несколько афоризмов на заданную тему, и все они будут свидетельствовать о том, что коррупция у нас не только проникла во все сосуды госаппарата и даже общественных организаций, но и засела глубоко в сознании среднестатистического гражданина. Гражданина, который крайне скептически относится к возможности избавиться от этой болезни, поэтому пытается ужиться с ней и даже извлечь свою выгоду. Но для начала попробуем заглянуть (как психологи на сеансах гипноза) в недалекое прошлое, чтобы понять истоки проблемы.
Конечно, при Союзе масштабы коррупции были не такими, как сейчас, а взяточники старались не афишировать нажитые незаконным путем материальные блага. Но все же нужно принять за аксиому, что тоталитарный строй клонировался в дюжину постсоветских режимов (страны Прибалтики не в счет) и передал им на генном уровне многие «минусы». При этом каждая из республик на основе прежнего опыта, но с учетом национальных и экономических особенностей, создала свою «систему коррупции». А вот методы борьбы с этим злом практически у всех схожи. Все как при Союзе.
Самым первым советским антикоррупционным законом стал декрет Совета народных комиссаров «О взяточничестве», подписанный Ульяновым-Лениным и Бонч-Бруевичем еще 8 мая 1918 года. Согласно ему, за получение мзды (равно, как и за ее дачу) можно было попасть в тюрьму, как минимум, на пять лет, лишиться всего имущества и быть привлеченным «к наиболее тяжелым и неприятным принудительным работам».
Однако коррупция в стране Советов развивалась вместе с «новой жизнью». Во времена НЭПа нужно было давать «на лапу» за разрешение открыть кооператив, потом «липовая язва» помогала откосить от армии (и фронта), затем появились новые вызовы, которые можно было решить за деньги или натуру. Даже жесткое сталинское время не смогло побороть коррупцию – наиболее показательным в этом отношении было дело против судей (в том числе Верховного суда СССР) в Москве и других больших городах. Хрущевская «оттепель» и брежневский «застой» создали добрую почву для пресловутых нетрудовых доходов.
Против коррупционных преступлений (а это не только получение взятки, но другие правонарушения, связанные с исполнением или неисполнением служебных обязанностей) бросали отборные отряды сотрудников МВД, Генеральной прокуратуры и даже КГБ СССР – в особых случаях, когда следствие выходило на партийных и советских руководителей или же генералов-силовиков.
ОБХСС считался элитой советской милиции (он был наделен особыми полномочиями, а попасть туда по блату было практически невозможно) и грозой представителей всего экономического сектора, начиная с продавца в мясном отделе и заканчивая каким-нибудь министром.
Народ и партия едины
Еще одним мощным инструментом борьбы с коррупцией было общественное порицание. Редкий номер «Крокодила» или выпуск киножурнала «Фитиля» выходили без высмеивания этого зла, а народный «узун кулак» (слухи и домыслы) всегда имел в запасе пару-тройку историй о шикарных дворцах первых секретарей и «мерседесах» директора мелкооптовой базы. Однако тотальный дефицит всего и вся заставлял простого советского гражданина становиться винтиком в огромной коррупционной машине, которая была покруче, чем «Спрут», осевший в загадочном и загнивающем Палермо.
Возможность по блату или знакомству достать колбасу и устроить племянницу в институт, выбить путевку в Крым и «развести» неразбавленное пиво – эти и многие другие подобные действия, кажущиеся сегодня наивными, и были основой существования этой машины.
Таким образом, к середине 1980-х зависть к людям, способным все достать и все «решить», в общественном сознании окончательно переборола презрение к ним, а к концу эпохи перестройки и вовсе переросла в национальную идею. Появились кооперативы и получатели ИТД (индивидуальных трудовых доходов), за которыми стали следить не только правоохранители и фискалы, но и криминалитет.
Полки магазинов стремительно пустели, страна превращалась в огромную барахолку, а власть не просто не могла с этим ничего поделать, так еще и начала под шумок вывозить «золото партии». Взамен народу выдали немного свободы слова, загадочного плюрализма и два кило (в одни руки) демократии. Впрочем, этого хватило для того, чтобы с позиции сегодняшнего дня утверждать, что четверть века назад разных свобод было больше.
Китайский опыт
Примерно в это же самое время на новые рельсы вставала китайская коммунистическая империя. И сегодня советские легенды о нашем восточном соседе сменились другими – о том, как власти Поднебесной беспощадно борются с коррупцией.
Казалось бы, при строгом режиме и вездесущем партийном контроле просто невозможно дать или получить взятку, а списки более чем 10 тысяч осужденных на длительные сроки по коррупционным статьям (не говоря уже о тысяче расстрелянных) заставят служащего любого ранга наотрез отказаться от протянутой пачки юаней или ящика хорошего вина. Но нет – это чиновничье зло продолжает разрастаться и достигло уже таких масштабов, что руководство КПК назвало коррупцию главной угрозой самой власти.
Ключевую роль в этой борьбе играет Управление по борьбе с коррупцией (УБК), являющееся основным исполнителем. На подвиги его вдохновляет Центральная комиссия по проверке дисциплины (ЦКПД). Их «клиентами» становятся губернаторы, мэры, руководители нацкомпаний, крупные предприниматели (недавно одного миллиардера приговорили к высшей мере наказания), а также народные депутаты, общественные деятели. Но странное дело – репутация Компартии среди народа при этом не страдает.
Напротив, она набирает дополнительные висты – ведь то, что КПК сама себя бичует и занимается чисткой своих рядов, говорит о ее силе и честности. И в целом идеологическая составляющая является одной из главных в борьбе с коррупцией – благодаря грамотно подаваемой информации действия УБК и ЦКПД вызывают восхищение не только в Китае, но и за ее пределами (в первую очередь в России и… Казахстане).
Кстати, в новом плане по искоренению (!) коррупции, который сейчас продвигает Си Цзиньпин, СМИ придается огромное значение. Лидер КПК уже заручился поддержкой трех основных информагентств, а профильные министерства и ведомства «взяли под козырек». Это, по мнению зарубежных аналитиков, говорит не только об усилении вертикали власти, но и об ужесточении цензуры в стране, поскольку руководство КНР дало понять, что не потерпит никаких других интерпретаций происходящих в стране перемен, кроме как официальных.
Помимо этого, значительно увеличится количество проверок и инспекций, а мощь УБК возрастет на порядок. И к очередному съезду КПК, который состоится в следующем году, инспекции пройдут во всех 280 государственных и партийных организациях, курируемых правительством, а также во всех провинциях Китая.
Смогут ли в КНР за год искоренить коррупцию? Вряд ли. Десятки тысяч жертв этой борьбы в Поднебесной говорят больше об огромных масштабах этого зла, нежели об эффективной работе правоохранительной системы и органов партийного контроля. Ну и, конечно, это показатель разворачивающихся с новой силой репрессий.
По некоторым данным, главным направлением антикоррупционной борьбы в КНР является так называемый «шанхайский клан», а также другие группировки, которые все же существуют в стране (впрочем, так было всегда). Тут есть еще и другие «выгоды», помимо искоренения взяточничества и нейтрализации оппонентов. Это создание атмосферы всеобщего страха, которым можно удерживать огромную страну. «Лес рубят – щепки летят» - подобное мы тоже проходили.
Финики против пряников
Но вернемся в нашу страну и в наши дни. В отличие от китайцев, наши граждане, мягко говоря, не слишком верят в искренность действий финансовой полиции, пусть даже сменившей название и спрятавшейся под министерской крышей. С одной стороны, почти никто не сомневается в том, что тот или иной чиновник, обвиненный в коррупционных преступлениях, заслуживает такой участи. Но, с другой, как уверено большинство наших сограждан, борьба с коррупцией у нас напоминает лозунги «рок против наркотиков», «пчелы против меда» или «финики против пряников».
Говоря об особенностях национальной борьбы с коррупцией, стоит обратить внимание на ряд обстоятельств.
Во-первых, финполовцы любят брать на себя прерогативу суда, еще до объявления приговора (и даже окончания следствия) называть задержанного ими человека преступником. Самый свежий пример – случай с председателем Союза журналистов Сейтказы Матаевым.
Во-вторых, создается ощущение, что они сначала обвинят человека в чем-то, а потом ищут доказательства и даже «дошивают» другие статьи УК. То есть исходят из принципа – был бы человек, а статья найдется.
В-третьих, наши борцы с коррупционными и финансовыми преступлениями при союзнической поддержке, скажем, прокуратуры, могут стать безотказным (но не «безоткатным») оружием в чьих-либо руках. Против кого? Да практически против любого – независимой прессы или НПО, конкурента в большом бизнесе или проштрафившегося экс-министра и т.д. А еще они - главные фигуранты в битве силовиков, наличие которой у нас постоянно отрицают, несмотря на то, что она должна существовать хотя бы уже потому, что всем нужно набирать очки перед главой государства.
В-четвертых, борьба с этим злом у нас ведется неэффективно. Определенные «плюсы», судя по всему, получают только сами финполовцы (в виде «отпускных» и премиальных), а также заказчики преследований и «следственных сценариев».
А вот среди предпринимателей и рядовых граждан растет недовольство действиями сотрудников Агентства по госслужбе и противодействию коррупции – уж слишком много «раздутых» дел они инициировали. Поэтому, думается, китайский опыт у нас не приживется, а ужесточение наказания не приведет к тому, что чиновники станут более законопослушными. Ведь они только на «крышу» свою уповают. И на «системную коррупцию», как бы парадоксально это ни звучало.
Впрочем, лидеры в списке стран с победившей коррупцией практически все в той или иной мере могут называться тоталитарными. Причем именно коррупция и все ее проявления являются некими скрепами, уничтожение которых приведет к разрушению всей системы власти.
Но в любом случае, если даже победить коррупцию невозможно, то это не повод складывать оружие. Главное – кто эту борьбу ведет и как на это реагирует общество…