Болат Султанов: «Американский вариант Шелкового пути «заточен» на вытеснение России и Китая из Центральной Азии»

Интервью с Болатом Султановым, директором института международного и регионального сотрудничества при Казахстанско-немецком университете.

Болат Клычбаевич, расскажите об институте, который вы возглавили при Казахстанско-Немецком университете. Какие цели у него, что вы намерены изучать?

Из самого названия («Исследовательский институт международного и регионального сотрудничества») видно, что его основная цель заключается в изучении международного  взаимодействия нашей страны с ведущими государствами (РФ, КНР, США, европейскими странами), участия РК в международных и региональных структурах сотрудничества ( ЕАЭС, ОБСЕ, СВМДА, ШОС и т.д.)

Одним из основных направлений деятельности института является изучение взаимоотношений между странами Центральной Азии. Мы хотим усилить сотрудничество с центрально-азиатскими экспертами, представителями СМИ в целях усиления кооперации между нашими странами. Это важно, потому что в отношениях между странами ЦА существуют проблемы, которые невозможно решить в двустороннем формате. Только на региональном уровне возможен поиск взаимоприемлемых решений. К такого рода проблемам относятся водно-энергетические, территориально-пограничные, транспортно-коммуникационные, аграрно-продовольственные, миграционные и другие.

К тому же, странам региона было бы легче отстаивать свои интересы на международном уровне, выступая единым фронтом, а не разрозненно, как это происходит сейчас.

Необходимо начать, как мне представляется, с главного - налаживания доверительного сотрудничества между экспертами стран Центральной Азии.

До этого вы возглавляли государственное учреждение - КИСИ. Влияет ли должность на свободу в комментариях?

Конечно, влияет. Есть понятие корпоративной солидарности. Находясь в определенной корпорации, я должен был постоянно включать самоконтроль. Но при этом исходил из того, что каждый гражданин Казахстана имеет право высказывать свою точку зрения, в том числе и в отношении того или иного аспекта политики руководства страны. Нынешний мой статус освобождает от необходимости следовать принципу корпоративной солидарности и позволяет более свободно, руководствуясь исключительно интересами страны (как я это понимаю), высказывать собственную позицию по любому вопросу.

Где вам более комфортно с точки зрения комментирования?

Я считаю, что в принципе ответил на этот вопрос, но могу и уточнить. Я всегда высказывал и, надеюсь, буду высказывать собственную точку зрения. Нравится или не нравится это кому-то, я буду говорить то, что считаю целесообразным. Но, конечно, абсолютно независимым быть нельзя. Существует такое понятие, как внутренняя цензура, и какие-то границы я для себя обозначаю. К тому же, всегда помню и исхожу из того, что свобода человека заканчивается там, где начинаются свобода другого человека. Я никогда не навязываю свою точку зрения другим, но и не позволяю делать это другим в отношении себя.

Зависит ли внимание прессы от должности интервьюируемого?

Внимание со стороны СМИ ко мне упало. Раньше по любому поводу обращались ко мне, просили дать оценку по поводу того или иного события. Я никогда не отказывался. Сейчас помимо вас, нескольких иных изданий интерес к моей персоне упал. Но это нормально. Журналистов интересовала моя позиция как директора института при главе государства.

Весь прошлый год экспертные обсуждения сводились к вопросу украинского суверенитета, кризиса. Недавно должна была пройти международная встреча в Астане, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Какие перспективы в разрешении украинского кейса вы видите и какую роль отводите Казахстану?

Да, казахстанцам лестно, что наша страна и глава государства стали посредниками. Это говорит об авторитете страны. Но давайте быть объективными – пока есть непримиримые точки зрения, не будет найден компромисс, а, соответственно, не будет найден путь к решению конфликта, проводить встречу в Астане - бесполезное сотрясание воздуха.

Более того, найти компромиссное решение в территориальном споре чрезвычайно сложно, или вообще практически невозможно. И международное право, находящееся в кризисе, этому не способствует. В украинском кризисе, в том числе, отразилось противоречие между принципом территориальной целостности государства и правом на самоопределение. С одной стороны, есть позиция Киева, отстаивающего территориальную целостность государства, с другой, позиция населения Крыма, проголосовавшего на референдуме за отделение от Украины и воссоединение с Россией. Кто из них прав? Я считаю, что российский Крым – это уже объективная данность, а что касается юго-востока Украины, то тут компромисс еще можно найти.

Немецкий эксперт Александр Рар считает, что решение в конфликте кроется в создании структуры между ЕС и ЕАЭС, также в интервью нам он заявил, что можно создать структуру на базе ОБСЕ.

Я согласен с Александром. В декабре я принимал участие в научных  конференциях в Брюсселе и Берлине, и обратил внимание на то, что на уровне официальных лиц Европейского союза витают мысли о налаживании сотрудничестве между ЕС и ЕАЭС. На днях глава европейской дипломатии  Федерика Могерини отметила, что ЕС выгодно создавать условия для зоны свободной торговли «от Лиссабона до Владивостока», в основе которой должно лежать налаживание торгово-экономического сотрудничества  между странами Евросоюза и Евразийского экономического союза. Однако, на мой взгляд, взаимодействие ЕС и ЕАЭС  должно охватывать не только экономические проблемы, но и вопросы безопасности. Поэтому надо продолжать интенсивно работать и над формированием единого пространства безопасности – евроазиатского - под эгидой ОБСЕ. 

Совместная деятельность ЕС, ЕАЭС, ОБСЕ по созданию общего экономического пространства и пространства безопасности – единственный путь к преодолению конфликтных ситуаций на территории бывшего Советского Союза.

Но с другой стороны и ЕАЭС вызывает вопросы, а точнее предшествующая ему структура – ТС.

Я считаю, что пока наши партнеры по ЕАЭС не проведут соответствующих реформ в экономике, сотрудничество будет постоянно натыкаться на препятствия. Это к вопросу о возведении барьеров  на российско-белорусской границе. Что касается казахстанско-российских отношений, тут все предельно ясно. За минувший год Казахстан и Россия наторговали на 28 млрд. долларов. Чуть меньше вышло с Китаем – около 25 млрд. А с Европейским союзом и вовсе – 53 млрд. Это 70% внешнеторгового оборота нашей страны. Таким образом, это три вектора, которые Казахстану необходимо наполнять соответствующим содержанием. Именно на эти три вектора надо делать ставку и ориентировать свою деятельность. На мой взгляд, необходимо также предусмотреть сближение ЕАЭС с китайским проектом Экономического коридора Шелкового пути.

А как же американский вариант Шелкового пути? Есть ли ему тут место, на ваш взгляд?

Я очень часто спорю с американским экспертом Фредериком Старром по этому вопросу. Он считает, что этот проект объединит Центральную и Южную Азии. По мнению Ф.Старра, это позволит Казахстану выйти на пакистанские и индийские порты. Но мы не заинтересованы в этом направлении по следующим причинам.

Во-первых, это представляет угрозу светскому образу жизни в Центральной Азии, поскольку и Афганистан, и Пакистан являются де-юре исламскими государствами.

Во-вторых, проект, нацеленный на Южную Азию, нецелесообразен с экономической точки зрения. Об этом свидетельствует показатели товарооборота стран Центральной Азии с Россией, Китаем и ЕС.

В-третьих, американский вариант Шелкового пути «заточен» на вытеснение наших главных торговых партнеров - России и Китая - из региона ЦА.

И, наконец, с точки зрения национальной безопасности Казахстана вопрос участия нашей страны в этом проекте может вызвать следующую существенную угрозу. Страны Южной Азии - Индия и Пакистан - переживают демографический взрыв. И если мы откроем границы в южном направлении, то к нам могут хлынуть не десятки, а сотни миллионов мигрантов из неблагополучных стран Южной Азии.