Чем ближе День памяти жертв политических репрессий, тем чаще звучит слово «геноцид». И с каждым годом все настойчивее. А совсем недавно на сайте форума  «Жаңа Қазақстан», оппозиционного движения, зародившегося после известной апрельской встречи в Брюсселе, был опубликован «Меморандум о признании геноцида в отношении казахов». Речь, разумеется, идет об одной из самых трагических страниц в истории нашего народа - массовом голоде начала 1930-х.

Политическая конъюнктура

В последние годы слово «геноцид» стало расхожим, им оперируют все кому не лень, причем нередко обвиняемые сами выступают в роли обвинителей, и наоборот. Скажем, Турция, всячески отрицающая факт массового истребления армян в годы первой мировой войны, устами своего нынешнего лидера Эрдогана назвала геноцидом действия Израиля в секторе Газа. Во многом благодаря настойчивости украинских националистов Верховная Рада во времена президентства Ющенко объявила голодомор 1930-х актом геноцида, при этом их «идеологические братья» из ОУН активно пособничали гитлеровцам в период холокоста. Так считают не только сами евреи, но и немцы, которые лучше других знают, кто им помогал. Убедиться в этом можно,  посмотрев снятые в современной Германии фильмы «Последнее движение руки» (режиссера Вильсмайера, автора знаменитого «Сталинграда»), «Наши матери, наши отцы» и т.д.

Но дальше всех пошли российские политики. В 1999 году Госдума предприняла попытку сместить Ельцина с поста президента. Требование об импичменте основывалось на пяти пунктах, один из которых звучал так: «геноцид русского народа». За этот пункт проголосовали 238 депутатов из 450. А выдвинуло обвинение парламентское большинство, состоявшее в основном из… коммунистов. Да-да, из членов той самой партии Ленина-Сталина, которая несет ответственность за куда более многочисленные, чем в 1990-х, человеческие жертвы.

Эти примеры приведены лишь затем, чтобы стало понятно: слово «геноцид» все чаще используется в угоду политической конъюнктуре. Между тем оно требует осторожного с собой обращения, поскольку, разбрасываясь им направо и налево, мы тем самым девальвируем его смысл. К тому же есть соответствующая конвенция, принятая в 1948 году Генеральной ассамблеей ООН, и в ней четко прописано, что подпадает под это определение.

Можно было бы согласиться с авторами меморандума движения «Жаңа Қазақстан» и даже поддержать их, если бы они призвали выработать объективную и непредвзятую правовую оценку трагедии начала 1930-х на основе всестороннего изучения всех связанных с ней событий, фактов и документов. Однако, судя и по заголовку, и в целом по содержанию текста, они уже решили для себя, что случившееся тогда нужно квалифицировать именно как геноцид. При этом они выражают готовность вступить в дискуссию с теми, кто «не понимает сути вопроса и даже выступает против» такой оценки.  

Впрочем, последуем их совету в части того, что «бұл зұлматқа (геноцид) болжам-жорамалсыз, эмоциясыз қарау қажет», то есть рассмотрим ситуацию, не идя на поводу у домыслов и не поддаваясь эмоциям.

Если говорить о правовой оценке, то необходимо руководствоваться конвенцией ООН от 1948 года, тем более что авторы меморандума не просто надеются, а уверены в том, что «мировое сообщество признает геноцид в отношении казахов» (эта фраза как бы подытоживает весь текст). Ведь международное признание возможно лишь на основе данной конвенции.  

Вот что говорится в этом документе:

«…под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:

а) убийство членов такой группы;

b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы;

с) предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;

d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;

e) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую».

В поисках мотивов

Из пяти пунктов к массовому голоду начала 1930-х можно  применить только третий, «с»,  – «предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее». Ведь к трагедии, жертвами которой стали, по разным данным, от одного до двух с половиной миллионов казахов, привел «великий перелом» - насильственное разрушение традиционного хозяйственного уклада кочевого общества с принуждением его к оседлому образу жизни, с обобществлением (а фактически отъемом) скота.  

Очевидно, что большевистский режим пошел на это, как и на раскулачивание и коллективизацию в России, Украине, исходя из собственных представлений о том, что есть классовая борьба и каким образом следует изменить сознание (которое, по Марксу, определяется именно общественным бытием) крестьянства. А также, и  прежде всего,  из соображений сохранения своей власти. Ну и известно, что принудительно изымавшиеся у населения зерно и скот тогдашнее правительство отправляло в том числе за границу, чтобы на полученные средства купить технику и оборудование для осуществления  форсированной индустриализации. Такая политика в итоге  обернулась гибелью миллионов людей в разных регионах огромной страны. Можно ли квалифицировать это как тягчайшее преступление против народа? Скорее всего, да. А как геноцид?  

Еще раз вчитаемся в текст конвенции. Там написано: «действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично…».  Ключевое слово здесь «намерение». Да и в пункте «с» говорится о созданий условий, которые «рассчитаны на… физическое уничтожение». Иначе говоря, нужно получить ответ на главный вопрос: было ли «намерение» истребить, был ли «расчет»?

Документов, подтверждающих наличие у Сталина и его соратников такого плана, не обнаружено, да и вряд ли они существуют в природе. Других веских доказательств того, что  людей специально морили голодом с целью физического уничтожения, тоже нет и, похоже, не предвидится.

В таких случаях остается одно - включить логику.

Как известно, при расследовании любого преступления (убийства), совершенного, по версии следствия, намеренно, необходимо в первую очередь понять или выяснить мотивы, которыми руководствовался преступник. Какими могли быть мотивы в данном случае?

Резко уменьшить долю коренного населения и на этом основании ликвидировать Казахскую (на тот момент автономную) республику?  Не сходится: спустя всего три года после массового голода ее, напротив, повысили в статусе – согласно сталинской Конституции 1936-го, она стала союзной, то есть формально равноправной с РСФСР, в составе которой до этого находилась, Украиной и прочими.

Обезлюдить территорию, чтобы затем заняться ее освоением, заселением сюда представителей других этносов? Но давайте взглянем на цифры. Согласно переписи 1926-го, в Казахстане проживало в общей сложности 6,2 млн. человек (56 процентов составляли казахи). Плотность населения -  2,4 на квадратный километр. Сейчас с таким показателем бы мы бы занимали 195-е, предпоследнее, место в мире, опережая только Монголию (2,0). Для сравнения: в соседнем Узбекистане плотность населения в конце 1920-х составляла 11 (почти в пять раз больше), в Украине – 51…  Словом, территория Казахстана и без того была крайне малолюдной. Какой был смысл «оголять» ее еще больше?

Активное же заселение наших земель представителями других этносов было вызвано сначала подготовкой к войне и самой войной (депортация, эвакуация), причем их везли далеко не только в  Казахстан, а затем освоением целины. Вы верите в то, что Сталин еще в 1932 году, до прихода Гитлера к власти, вынашивал такие планы? Или, может, он уже тогда собирался проводить на территории нашей республики испытания ядерного оружия, строить космодром, для чего и «освобождал» огромные пространства от людей путем организации массового голода?

Да и с точки зрения запасов полезных ископаемых, возможностей в плане индустриализации Казахстан на тот момент представлял собой «терра инкогнита», а значит, большевистскому режиму зариться здесь было особо не на что.

Разные судьбы 

В последние годы все чаще высказывается следующая версия: голодомор был искусственно организован именно на территории проживания казахов потому, что они активно, с оружием в руках сопротивлялись новой власти. И плюс к этому были самым многочисленным тюркским народом, чуждым по религии, по мировоззрению основному этносу Российской (пусть теперь и советской) империи, что представляло для последней определенную угрозу. Мол, за это и пострадали. То есть якобы следует говорить не только о социально-классовой, но и об этнической подоплеке. 

Согласно данным той же всесоюзной переписи населения 1926  года, казахов насчитывалось 3 миллиона 968 тысяч, узбеков – 3 миллиона 905 тысяч. Как видим, разница небольшая, порядка шестидесяти тысяч, а значит, в количественном отношении оба народа представляли примерно одинаковую угрозу (раз о ней зашла речь). При этом практически все исследователи солидарны в том, что ислам пустил среди узбеков куда более глубокие корни, чем среди казахов.

А потому басмаческое движение в Узбекистане, да и в Туркменистане, рассматривавшееся его участниками, прежде всего, как священный джихад против кяфыров-большевиков, носило более массовый, более организованный и более бескомпромиссный характер, чем акции сопротивления в казахской степи. Оно больше досаждало новой власти и в силу других причин: во-первых, имело четко выраженную и крайне враждебную для нее  идеологию; во-вторых, поддерживалось из-за границы, в-третьих, ставило целью отделение от метрополии. Нельзя забывать, что основную часть Узбекистана присоединили к Российской империи позже (всего за полвека до революции 1917-го), чем большинство казахских земель. То есть, старшее поколение еще помнило времена независимого существования.

Словом, если продолжать анализ рассматриваемой версии, то получается, что от узбеков исходила, как минимум, не меньшая опасность для режима, чем от казахов. Но морить их голодом советские вожди почему-то не стали. Может, потому, что и не было никакого намерения устраивать голодомор? А причина разности судеб двух соседних народов, видимо, заключалась в разных укладах жизни: те социальные катаклизмы, которые узбеки, преимущественно оседлый народ, пережили относительно безболезненно (во всяком случае, не понеся значительных жертв), для казахов-кочевников оказались гибельными.  

Из рассказов аксакалов хорошо знаю, что, например, казахи, населявшие побережье Арала, дельту Сырдарьи и занимавшиеся, помимо разведения скота, еще и рыболовством, сумели выжить в те годы. А вот многие из живших выше по руслу большой и полноводной реки умерли от голода, хотя рядом косяками проплывала рыба – они просто не умели ее ловить, даже не знали, что это такое. Вот что означал тогда  уклад жизни.

Представляли ли себе инициаторы его слома, к каким последствиям это может привести?  Вряд ли, тем более что  в большинстве своем они были людьми с недостаточным образованием, экономически безграмотными, многие – слепыми фанатиками большевистской идеи.  Впрочем, выгоду свою они знали. И с точки зрения этой самой выгоды (звучит кощунственно, но что поделаешь?) им куда целесообразнее было бы не умерщвлять миллионы людей, преимущественно политически пассивных и не представлявших особой угрозы для советской власти, а отправлять их, скажем, на рабский труд в лагеря – благо, система ГУЛАГ уже вовсю работала.

Вместо послесловия

В репрессиях сталинской эпохи (кстати, период 1937-1938 годов стал самым «резонансным», но далеко не самым страшным по количеству репрессированных –  скажем, в послевоенные годы их было больше) при необходимости достаточно легко можно обнаружить мотивы – политические, экономические, даже бытовые. Политические – борьба за власть, устранение конкурентов, изоляция «неблагонадежных» и «социально чуждых» (солдат и офицеров, побывавших в немецком плену, кулаков и баев с их семьями и т.д.).  Экономические – огромная потребность в бесплатной рабочей силе для освоения месторождений, добычи сырья, строительства народнохозяйственных объектов, чем и занимались узники ГУЛАГа. Бытовые –  это те самые четыре миллиона доносов, о которых писал Сергей Довлатов (он взял цифру не с потолка – она называлась в документах КПСС): рядовые граждане строчили их в том числе и ради того, чтобы занять комнаты репрессированных в коммуналках, получить ценные подарки за «бдительность», повышение по работе и т.д.

В случае же с массовым голодом, который народы  СССР пережили в 1921-1922, 1932-1933 и 1946-47 годах, реальных мотивов именно к убийству, истреблению людей не просматривается. Нет мотивов – нет и намерения. А раз нет намерения, то можно ли говорить о геноциде?…