Споры вокруг различных вариантов латинского алфавита в Казахстане отодвинули на задний план тему перехода на трехъязычие. Либо у граждан пропал к ней интерес, либо они уже смирились с полиязычным будущим, но соцсети уже не бурлят по этому поводу так, как раньше. Впрочем, это обстоятельство нисколько не снимает остроту и значимость вопроса, и не возвращаться к нему просто невозможно, тем более что мы фактически стоим на пороге этой большой, но весьма неоднозначной образовательной реформы.
Прошлая неделя, кстати, выдала сразу несколько информационных поводов для размышлений на эту тему. К примеру, стало известно, что пока мы обсуждали внедрение трехъязычного образования, позиции Казахстана в плане уровня владения английским языком заметно ухудшились. По данному индикатору наша страна в рейтинге English Proficiency Index заняла в этом году 67-е место из 80, что является «очень низким показателем». И хотя речь идет об оценках английских исследователей, находящихся далеко от нас и вряд ли владеющих реальной ситуацией, это не могло не породить сомнений у наших граждан: а насколько вообще разумно переходить на трехъязычие с таким плохим знанием английского?
Еще одним поводом для дискуссии стало предложение уполномоченного по правам ребенка в РК Загипы Балиевой: «Может быть, все-таки пообщаться с детьми и узнать, какой предмет нужно на английском преподавать, чтобы мы выиграли дважды». В ее словах, конечно, есть некое рациональное зерно, но вряд ли школьники в силу отсутствия жизненного опыта смогут адекватно рассуждать на подобные темы. А вот с преподавателями, которые наверняка знают психологию и возможности своих учеников, «пообщаться» следовало бы. Но, к сожалению, именно их мнение игнорируется при проведении различных образовательных реформ. Хотя в случае с трехъязычием без учителей никак нельзя, ведь сначала язык Шекспира предстоит осилить именно им, причем сделать это они должны в максимально короткие сроки.
Отсюда вытекает резонный вопрос: «Смогут ли учителя после прохождения языковых курсов овладеть достаточным уровнем английского, чтобы преподавать на нем свои предметы?». Его как раз и задал на днях депутат сената парламента Сергей Ершов министру образования и науки. Лично он сильно сомневается в том, что удастся достичь ожидаемого результата. Более того, с точки зрения расходования бюджетных средств данная реформа представляется ему неразумной. «Не лучше ли вкладывать средства в подготовку педагогов в вузах изначально ориентированных на обучение на английском языке?», – предложил парламентарий.
Внятного ответа от министра он, впрочем, не дождался. Ерлан Сагадиев стоял на своем: «работа ведется», она «достаточно объемна» и «в целом результаты на сегодня положительные». Тем самым он, похоже, намекал на то, что пути назад уже нет. По его словам, на данный момент уже 1,5 тыс. учителей по всей стране начали преподавать на английском языке в рамках «большого эксперимента». В каких именно школах это происходит и насколько хорошо получается, министр уточнять не стал, а только заметил, что, исходя из этого опыта, «будут вноситься определенные корректировки в график подготовки преподавателей и в график перехода на преподавание на английском языке».
Как известно, МОН РК планирует уже в сентябре 2019 года начать обучение школьников 10-11 классов по трехъязычной программе. К тому времени соответствующую языковую подготовку должны пройти 16,5 тысячи учителей. Правда, при нынешних темпах эти планы выглядят как утопия. Скорее всего, процесс затянется на долгие годы, и доводить до ума реформу придется уже следующим министрам образования. Хотя, возможно, к тому времени они будут увлечены совсем другими новациями.
Во всей этой суматохе остается непонятной роль казахского языка. В экспертном сообществе есть серьезные опасения по поводу того, что введение трехъязычия вытеснит его на второй план, потому как все силы будут брошены на изучение английского. В этой связи мы решили спросить у наших сегодняшних собеседников, насколько, по их мнению, адекватна языковая политика государства? Оно требует от граждан, с одной стороны, знания государственного языка, а с другой — полиязычия. Нет ли тут противоречия? Не мешает ли одно другому? Что все-таки должно быть в приоритете?
Марат Толибаев, блогер:
«Не вижу смысла в развитии русского языка»
– Я являюсь сторонником полиязычия в целом и трехъязычия в Казахстане в частности. Каждому из трех языков я отвожу свою роль. Английский – это язык международного бизнеса, науки, искусства, культуры. Можно даже сказать, что сегодня это язык прогресса. До 90% информации в мире сейчас транслируется именно на нем. Если мы хотим приобщиться к этой информации, а через нее открыть путь к прогрессу и развитию нашей страны, то английский нам просто необходим.
Казахский – это государственный язык нашей страны. Наряду с культурой, традициями, нравственными устоями, он является одним из отличительных признаков нашего народа и нации. Благодаря ему мы ощущаем себя казахами, общностью людей, отличающейся от всего остального мира. Чтобы сохранить себя как этнос, мы должны сохранять и развивать казахский язык.
Русский – это язык истории и сегодняшних реалий Казахстана. Мы долгое время находились в составе Российской империи и Советского Союза. За это время казахи впитали в себя русский язык, благодаря чему получили возможность приобщиться к мировой науке, культуре, искусству. Мы должны быть благодарны русскому языку. Без него казахи сегодня были бы на гораздо более низком уровне развития. Однако жизнь продолжается. Сейчас Россия уже не является нашей метрополией, мы – самостоятельное государство. В таких условиях пользоваться русским языком как мостиком к мировому информационному пространству нет смысла. Рациональнее обращаться к нему напрямую на английском языке.
В связи с этим я не вижу необходимости в развитии русского языка в Казахстане на государственном уровне. Конечно, запрещать его ни в коем случае нельзя. Вообще, никакие языки нельзя запрещать. Но помогать русскому языку, развивать его от имени государства считаю бессмысленным. Думаю, с учетом того, что на нем сегодня общается большая часть населения республики, он должен еще какое-то время оставаться в нашем обиходе, пока сам по себе, объективно, без давления со стороны государства не сократит свое хождение до определенного уровня. Примерно до такого, на каком находится французский язык в приграничных с Францией областях Италии или немецкий язык в приграничных с Германией областях Франции.
Что касается уровня владения английским языком в Казахстане, то он в последние годы не снижается, а, наоборот, растет. Это видно невооруженным глазом, особенно когда речь идет о молодежи. К сожалению, некоторые наблюдатели неверно истолковали заключение международной организации EF EPI, замеряющей уровень знания английского языка в разных странах мира. Если посмотреть внимательно, то положение Казахстана в этом рейтинге на протяжении последних шести лет менялось следующим образом. 2011 год – 44-е место из 44 стран, то есть мы находились на последнем месте (коэффициент равен 1, 44/44=1). 2013 год – 57-е место из 60 стран. С последнего места мы передвинулись на третье с конца, правда, уже среди большего количества стран, но это все равно прогресс (57/60=0,95). 2014 год – 54-е место из 63-х стран. Мы отодвинулись от конца списка уже на 7 строчек (54/63=0,86). 2015 год – 54-е место из 70 стран. То есть, мы хоть и остались на прежней позиции, но поднялись в относительном исчислении (54/70=0,77). 2016 год – 54-е место из 72-х стран – та же тенденция (54/72=0,75). Наконец, 2017 год – 67-е место из 80 стран. Это единственный случай, когда наш относительный уровень снизился, но ненамного (67/80=0,84). И по одному году пока рано делать выводы.
Земфира Ержан, главный редактор kieli7su.kz:
«Вполне можно вести речь об историческом дежавю»
– Я отношусь к числу тех, кто видит в проводимой ныне школьной реформе окончательный отказ от поддержки государственного языка и кардинальную смену курса отчественной языковой политики. Причем, на мой взгляд, вполне можно вести речь об историческом дежавю. Не так давно многие казахи добровольно отказывались от родного языка потому, что окном в мир признавался язык Пушкина. Теперь внушают, что только английский язык может гарантировать нам и нашим детям возможность идти в ногу с техническим прогрессом ...
Значит ли это, что иных альтернатив не существует? И почему именно казахи, вот уже второй раз за последние сто лет, оказываются в ситуации подобного выбора и, судя по всему, вновь готовы сделать его в пользу другого языка?
Как известно, главным проводником языковой реформы выступает нынешний министр образования. Скорее всего, он является и главным ее вдохновителем, поскольку за несколько лет до своего прихода в МОН Сагадиев в имевшей успех публичной лекции высказался о необходимости массового обучения английскому как языку современных научных коммуникаций.
Тогда же были названы ресурсы, которые будущему министру казались не столь современными и востребованными, – национальная культура и национальный язык. Он сказал буквально следующее: «Культура становится чистым знанием. Ты знаешь свою культуру, но ты ее не практикуешь». То есть, национальная культура представлялась ему в виде некоего музейного этнографического экспоната, который никакого отношения к нынешней реальности не имеет.
В этой лаконичной фразе Сагадиеву удалось доступно и емко выразить содержание двух основополагающих трендов, фатальное и драматическое пересечение которых и стало, скорее всего, идейным основанием осуществляемой сегодня школьной реформы.
В трактовке культуры как «чистого», а значит бесполезного (и к тому же не приносящего ожидаемого дохода) знания выражена позиция крайнего и последовательного технократизма. А в констатации упорного нежелания «практиковать» свою культуру легко прочитываются хорошо знакомые нам черты национального нигилизма – отрицания ценности собственной культуры, неверия в ее потенциал.
Если оценивать языковую реформу Сагадиева в контексте постсоветского развития страны, относительно недавно обретшей независимость и стоящей перед необходимостью самостоятельного формирования жизненно важных приоритетов, то она имеет свойства технократической утопии общества, которое все еще не владеет навыками субъектного осмысления действительности.
Очевидная уязвимость технократизма языковой реформы Сагадиева состоит также в недооценке сложности протекания общественных процессов, их системной культурной обусловленности. Не говоря уже о невозможности ее реализации в связи с недостатком квалифицированных педагогических кадров.
Кого собираются готовить в рамках новой системы школьного образования? Биороботов, способных читать новейшую техническую литературу на английском языке?...
На мой взгляд, сегодня, напротив, необходимо продолжать оказывать всяческую поддержку развитию государственного языка; преодолевать явление национального нигилизма, который подобен шорам, искажающим видение любой современной ситуации.
Если граждане страны будут патриотами своей Родины, то они сделают все возможное для ее процветания: преоделеют любые препятствия, найдут самые эффективные пути, совершат открытия мирового уровня. В то время как массовое владение английским не может гарантировать ничего, кроме освоения этого языка в рамках школьной программы.
Выбор у страны всегда есть.
Фарида Нурпеисова, учитель русского языка и литературы (сейчас на пенсии):
«Большинство школ объективно не готово к реформе»
– Я не вижу никакого противоречия в том, что государство, как вы выразились, «требует от граждан, с одной стороны, знания государственного языка, а с другой – полиязычия». На мой взгляд, одно другому не мешает. Можно (и нужно) знать государственный язык и в то же время владеть хотя бы одним иностранным. Я вижу в этом только плюсы. К счастью, среди современной молодежи немало тех, кто хорошо знает английский. Но если рассматривать проблему в целом, то, как вы сами заметили, по уровню владения им «наша страна в рейтинге English Proficiency Index в этом году заняла 67-е место из 80», и это действительно очень низкий результат. Так что тут есть над чем задуматься. Впрочем, задуматься надо и о том, что какая-то часть той же нашей молодежи отлично владеет и русским языком, и казахским, а другая, увы, хорошо владея русским, не считает нужным учить казахский. Или же наоборот: есть такие, кто знает только казахский и не особенно стремится учить русский.
А между тем за 70 лет советской власти мы, казахи, прекрасно овладели русским языком. В этом, я считаю, нет ничего плохого, и отказываться от такого завоевания неправильно. В школах с русским языком обучения сократили часы русского языка в пользу изучения казахского, но, увы, особых результатов этой реформы мы не видим. Лучше говорить и понимать государственный язык дети в большинстве своем не стали. Есть, конечно, положительные примеры, но их до обидного мало. К сожалению, уровень преподавания казахского в школах с русским языком обучения оставляет желать лучшего. Точно так же, к сожалению, снизился уровень преподавания русского языка. И не только в силу уменьшения количества часов, но и потому, что лучшие педагогические кадры ушли из школы. По разным причинам – субъективным и объективным. А молодые педагоги, пришедшие им на смену, имеют недостаточный уровень подготовки – как теоретической, так и методической. Я не хочу никого обидеть, но именно так сегодня обстоят дела в общеобразовательных школах. Пусть не во всех, но в большинстве.
Теперь что касается преподавания некоторых предметов на английском языке. Большинство школ объективно не готово к этому. Нет педагогов, которые могли бы преподавать на английском языке ту же физику, химию или биологию. Да, конечно, сейчас активно идет подготовка кадров, учителя проходят специальные курсы. Но вряд ли за столь короткий срок учитель, пусть даже он будет семи пядей во лбу, овладеет английским языком настолько хорошо, что запросто сможет преподавать на нем свой предмет. Даже если случится чудо и все учителя вдруг свободно заговорят по-английски, где гарантия того, что их так же легко будут понимать ученики? Неужели дети, которые и на родном-то языке не всегда с ходу усваивают сложный материал, смогут легко воспринимать и воспроизводить информацию на английском? Вряд ли.
Кстати, предлагается излагать учебный материал в учебниках на двух языках, так сказать, параллельно – для удобства восприятия. Но станет ли ученик «париться» и учить уроки на английском, если рядом этот же материал изложен на понятном ему языке? Это раз. Второе: не стоит забывать о том, что дети и без того перегружены. Причем в самом прямом смысле. Двойная порция текста предполагает «удвоение» веса учебников, которые ребенок вынужден таскать у себя за спиной. Попробуйте-ка поднять ранец любого первоклассника, не говоря уже об учащихся среднего звена! Мало не покажется. А ведь кто, как не мы, взрослые, тем более дяденьки и тетеньки из министерств образования и здравоохранения, должны заботиться не только об образованности наших детей, но и в первую очередь о их здоровье?!
Да, конечно, полиязычие – это здорово. И было бы чудесно, если бы все граждане нашей страны свободно владели тремя языками. И наверняка это возможно. Но не так скоро, как нам хотелось бы. А пока надо готовить в педагогических вузах специальные кадры для преподавания предметов естественно-математического цикла на английском. Надо улучшить качество подготовки учителей-языковедов, чтобы повысить уровень преподавания языков – и казахского, и русского, и английского. Чтобы дети реально были подготовлены к изучению отдельных предметов на разных языках.
Почему так происходит на протяжении вот уже многих лет, что практически никто, начав изучать иностранный язык с 5-го класса, не овладевает им к концу 11-го? То же самое можно сказать об изучении казахского языка в русских школах. Видимо, дело в методике преподавания. И тут, мне кажется, не надо изобретать велосипед: ведь есть хорошие, реально работающие методики изучения иностранного языка. Почему бы не воспользоваться ими? Или создать на их основе свои методики – эффективные, работающие. Почему бы не поучиться у тех же иностранцев, которые, говоря на чистом русском (или казахском – есть и такие!), извиняются за ошибки, объясняя их наличие тем, что всего несколько месяцев назад начали учить язык. Несколько месяцев! А у нас в школе на это уходят годы, но реальных знаний как не было, так и нет.
И еще. Надо повысить зарплату учителям настолько, чтобы молодежь охотно шла в педвузы, причем выбирала бы эту профессию сознательно, а главное – по любви. То есть чтобы в педагогике не было случайных людей. Вот тогда мы достигнем тех целей, к которым стремимся. Если учитель любит свой предмет, отлично владеет методикой преподавания, если он настоящий мастер своего дела, то и ученики будут учиться с удовольствием. А значит, и качество знаний по всем предметам станет выше.