Предлагаемые вниманию читателей тезисы стали плодом размышлений, к которым автора подтолкнули статьи о казахском национализме, опубликованные в предыдущих номерах Central Asia Monitor. Речь идет вовсе не о том, чтобы подвергнуть критическому анализу высказанные в них точки зрения – скорее, это что-то вроде спонтанной реакции как на саму проблему, так и на ее трактовку.
Итак, быть или не быть казахскому национализму? И если быть, то каким?..
Начнем с того, что уже само понятие «национализм» воспринимается общественным мнением в странах бывшего СССР сугубо негативно. Связано это, скорее всего, с продолжающими доминировать в массовом сознании рудиментами советской идеологии, которая подвергала анафеме все, что связано с категорией «национализм». Прослыть националистом в то время означало подписать себе приговор. И, как это ни странно, такой подход в той или иной форме продолжает довлеть над нашими умами, как только речь заходит о чем-то так или иначе связанном с этим понятием. Хотя все постсоветские республики с разной степенью интенсивности заняты строительством как раз таки национальных, по сути, государств.
Чем можно объяснить столь странный парадокс? Как мне представляется, прежде всего спецификой процесса обретения ими суверенитета. Ведь он, как ни крути, не стал плодом длительного, тяжелого, отягощенного жертвами национально-освободительного движения. Как это было, например, в большинстве стран Азии и Африки. Мы все просто взяли и скинули советскую шинель, причем не без помощи политической элиты самой метрополии. Ведь главным застрельщиком процесса распада Советского Союза был тогдашний руководитель России Борис Ельцин (правда, двигали им совсем иные мотивы, нежели стремление дать нам всем независимость). Даже в отношении субъектов самой РФ он выдал знаменитую сентенцию «Берите суверенитета, сколько осилите». Ирония судьбы заключается в том, что сегодня Ельцина в той же России за это проклинают, поскольку после его ухода верх взяла установка на реваншизм. Но это уже другая тема.
Так вот, если взять новейшую политическую историю Казахстана, то никаким национальным содержанием в нежданно-негаданно начавшемся процессе обретения суверенитета даже не пахло. Была Казахская ССР, и в одночасье она трансформировалась в Республику Казахстан. Заметьте, не в Казахскую республику, а именно в Казахстан. Кстати, по этому поводу национал-патриоты неоднократно высказывали свое «фе». Хотя понятно, что связано это было с множеством причин, но базовым стало то, что переход из одного качества в другое был совершен путем банальной бюрократической процедуры по денонсации Союзного договора от 1922 года. И совершили сие действие в Беловежской пуще руководители трех славянских республик. Все остальное было уже производным от этого.
А теперь зададимся вопросом: «Было ли в истории Казахстана ХХ века такое явление, как казахский национализм?». На политическом уровне ничего, кроме печальной памяти постановления ЦК КПСС «О казахском национализме», вспомнить не удается. То есть ощутимого политического наполнения эта категория никогда не имела. На бытовом уровне – да, возможно. Но с учетом пестрого этнического состава населения республики, да еще при крайне низком (если не сказать отсутствующем) уровне политической культуры бытовой национализм был вполне естественным явлением. Даже всеобъемлющая и всепроникающая советская идеология оказалась не в состоянии уничтожить его. А попытки подавить малейшие ростки национального самосознания давали, скорее, обратный эффект. В этой связи вспоминается еще один знаменитый советский идеологический штамп о культуре в той или иной республике - «национальная по форме, социалистическая по содержанию». Сочетание более чем парадоксальное, и, видимо, в силу этого оно оказалось безжизненным.
В мировой политике национализм является вполне привычным явлением. А вот политическая история нашего Отечества не дала ни одного примера последовательной и, самое главное, удачной – в плане реализации на практике – философии национализма. С определенной натяжкой сюда можно было бы причислить деятелей алаш-ордынского движения. Но, как свидетельствуют первоисточники, все их изыскания в области суверенной национальной государственности касались отдаленной исторической перспективы. Похоже, они в силу своего реализма достаточно трезво оценивали текущий политический момент. К структурам, исповедовавшим философию национализма, формально (это сугубо личная точка зрения автора) может быть отнесено движение "Жас тулпар", которое в 1960-е годы имело влияние в среде казахской студенческой молодежи, обучавшейся в вузах центральных городов России.
Между тем национализм всегда играл важную роль в революциях и войнах за независимость. Если проанализировать историю всех национально-освободительных движений, то, по сути, именно он лежал в основе всех их политических платформ. И Махатма Ганди, и Бен-Гурион, и Гамаль Абдель Насер, и другие лидеры стран так называемого «третьего мира» фактически были националистами. И если отталкиваться от этой исторической данности, то условная «трагедия» казахского национализма как общественно-политического явления состоит в том, что он не принимал полноценного участия в обретении независимости и создании основ национального государства. Но при этом произошло другое: само государство «оседлало» в усеченном варианте идеологию национализма и тем самым притормозило его политическую эволюцию в перспективном для казахского социума ключе. Определенная недооценка природы и роли казахского национализма как раз таки состоит в непонимании этой его специфики.
Неожиданно случившийся российско-украинский конфликт и тот факт, что в сознательную жизнь входит уже второе поколение казахов, которым чужды все советские парадигмы, могут способствовать тому, что система восприятия «свой-чужой» в их головах даст некий сбой и проявится достаточно неожиданным образом. Поэтому если государство и представители интеллектуального сообщества не обратят на это серьезного внимания и не предпримут каких-то упреждающих действий в этом направлении, то в умах новых поколений казахов национализм может дать не самые желательные всходы. И будет это связано в первую очередь с тем, что в его развитии отсутствовал исторически ощутимый период эволюции в политической плоскости. Другими словами, у него не было достаточного времени и необходимых условий для качественного созревания.
Украинские события имеют для нашего общества еще один важный аспект: они очень сильно (на уровне подсознания) повлияли на взаимоотношения базовых этносов нашей страны – казахов и русских. Да, никаких специальных исследований по этому поводу не проводилось, но на уровне субъективных ощущений, думаю, мало кто будет спорить с тем, что в умах и душах людей произошло некое незримое размежевание. В принципе, казахстанское общество уже переживало нечто похожее. Имеются в виду события декабря 1986 года – они стали для казахов и русских мощнейшей прививкой от ксенофобии, и это зримо проявилось в ходе распада Советского Союза, когда мы смогли избежать опасности межэтнического конфликта. Но с тех пор прошло достаточно много времени, в сознательную жизнь вступили новые поколения, и сможет ли теперь государство удержать межнациональные противоречия в цивилизованном русле - очень большой вопрос.
С другой стороны, следует понимать, что казахский национализм как общественно-политическое явление необходим, прежде всего, для казахов. Не в смысле того, что это будет направлено против кого-то или чего-то, а в плане необходимости внутренней консолидации. Одна из проблем казахского социума состоит в том, что мы как нация еще не состоялись окончательно. И пока этот процесс не завершится, сам по себе казахский национализм, наверное, тоже будет находиться в аморфном состоянии. Однако, по логике исторического развития, поскольку казахская государственность так или иначе находится в процессе своего становления, то должен состояться и казахский национализм. Это обязательное условие качественного государственного строительства.
Важно понимать, что казахский национализм нуждается в усилении именно политической составляющей. Только в таком случае он может претендовать на свое место и роль в национальной истории. Потому что это будет способствовать как зрелости самого казахского этноса, так и укреплению полновесной национальной государственности. Тогда как наблюдаемый длительное время крен в сторону этнического национализма бесперспективен. В этом убеждает деятельность так называемых национал-популистов. Все их лозунги отдают «местечковостью» и остаются без должной реакции со стороны, прежде всего, самого казахского социума. А происходит это, на мой взгляд, из-за отсутствия той самой политической составляющей. Да, порой кажется, что национал-популисты апеллируют к очень важным проблемам, таким, как, например, ситуация с государственным языком. Но их риторика, форма подачи требований отдают банальным популизмом, а их «вожди» выглядят как типичные конъюнктурщики, беззастенчиво эксплуатирующие заезженные темы. Предложить обществу что-то более весомое они не в состоянии или же элементарно боятся. Оттого все их потуги зачастую отдают душком политической клоунады. Как следствие, происходит дискредитация как их самих, так и, что гораздо важнее, самого понятия «казахский национализм».
Хотя, с другой стороны, возможно, национал-популизм в его нынешнем виде – это неизбежный этап эволюции казахского национализма. И вызван он стремлением казахов к своеобразному реваншу за те страдания и лишения, которые они пережили в ходе величайших социально-экономических и общественно-политических катаклизмов ХХ века. В этом смысле даже такой малосимпатичный (и с явными элементами комплекса неполноценности) национализм призван был сыграть роль инструмента, с помощью которого казахский социум должен обрести чувство собственного достоинства и реанимировать дух нации. Для казахов это имеет важное значение как на общенациональном уровне, так и на личностном.
Специалисты указывают на то, что национализм имеет три измерения.
Во-первых, национализм как дискурс: производство культурного понимания и риторики, которое ведет к тому, что люди во всем мире мыслят и выражают свои устремления с точки зрения идеи нации и национальной идентичности, а также производство отдельных разновидностей националистической мысли и языка в особых условиях и традициях. Во-вторых, национализм как проект: социальные движения и государственная политика, посредством которых люди пытаются преследовать интересы общностей, рассматриваемых ими как нации. В-третьих, национализм как способ оценки: политические и культурные идеологии, которые утверждают превосходство отдельной нации; они часто, но не всегда связаны с движениями или государственной политикой.
В этом, третьем, смысле национализму часто придается статус морального императива: например, национальные границы должны совпадать с государственными; члены нации должны блюсти ее моральные ценности и т.д. В результате действий, вытекающих из этих императивов, национализм начинает ассоциироваться с крайними проявлениями преданности собственной нации – в этнических чистках, идеологии национальной чистоты и враждебности к иностранцам.
Если исходить из вышеприведенных характеристик, то казахский национализм больше соответствует третьему измерению. Что в общем-то лишний раз подчеркивает его политическую незрелость и однозначно примордиальный (преданность своей, в данном случае этнической, группе) уклон. В то же время, как отмечают эксперты, группы и преданность группе могут принимать множество форм, но едва ли они сами по себе составляют или объясняют национализм.
В этой связи используется пример, связанный с преданностью известного мыслителя начала Никколо Макиавелли родной Флоренции. Ситуация с ним является классической для истории национализма, так как она побудила его написать множество важных вещей о природе государства, о политическом правлении, об отношениях, которые связывают отдельных членов политических сообществ с их правителями. Но Флоренция XVI века не была нацией, и связь между «флорентийской» и более широкой «итальянской» идентичностью не имела для Макиавелли решающего значения или не была в полной мере проработанной в его эпоху. И даже позднее идеология продолжала опережать реальность. Как выразился писатель Массимо д’Азельо, «Италию мы уже создали, теперь нам предстоит создать итальянцев».
Понятно, что всякие сравнения условны, но если попытаться применить данную сентенцию к нашим реалиям, то, говоря образно, мы создали Казахстан и казахов, а вот с казахским национализмом все как-то очень туманно и неопределенно. И как с ним будет дальше, не совсем понятно. Но в любом случае, как показывает мировая практика, национализм остается исключительно современным, а, следовательно, востребованным. Достигнет ли казахский национализм в своем развитии необходимой стадии востребованности, - большой вопрос. Ответить на него сможет только история.
