Случившийся 1 мая прорыв дамбы Сардобинского водохранилища, который нанес масштабный урон населению и экономике близлежащих территорий Узбекистана и Казахстана, лишний раз напомнил о серьезных проблемах в использовании водных ресурсов бассейна Сырдарьи, да и всего региона. Эти проблемы вызваны, прежде всего, отсутствием у государств Центральной Азии согласованной политики в сфере водопользования и неспособностью руководителей водного хозяйства РК отстаивать национальные интересы. Так считает большинство специалистов, к которым мы обратились за комментариями. Предлагаем вниманию читателей их, скажем так, коллективное мнение.
Согласно официальной версии узбекской стороны, причиной разрушения дамбы стали погодные условия – штормовой ветер, обильные осадки. Но ведь все подобные риски изначально должны были быть заложены в проект строительства и учтены при возведении объекта. К тому же водохранилище рассчитано на 922 миллиона кубометров, а на момент прорыва дамбы в нем было накоплено около 700 миллионов. Поэтому, на наш взгляд, ближе к истине другая версия – несоблюдение технологии строительства.
Кроме того, на сайте «Фергананьюс» опубликована статья, в которой сообщается, что хотя строительство водохранилища было завершено в 2017-м, до сих пор нет акта о сдаче его в эксплуатацию, оно не оснащено системой мониторинга фильтрации воды и оповещения на случай возникновения чрезвычайной ситуации. То есть, по сути, его заполнение осуществлялось в нарушение общепринятых технологических требований.
Впрочем, для нас главное заключается даже не в этом, а в другом. Когда по руслу трансграничной реки собираются строить водохранилище или другой подобный объект, то такое решение должно пройти обязательное предварительное согласование со странами, чьи интересы оно затрагивает. А особенно с теми, которые расположены ниже по течению.
Приведу один пример. Возможно, многие наслышаны о Проекте регулирования русла Сырдарьи и Северного Аральского моря, который финансировал Всемирный банк. Так вот, на второй его стадии, ПРРССАМ-2, планировалось нарастить уровень Северного (Малого) Аральского моря и соответственно увеличить емкость водоема. При этом Всемирный банк поставил условие: согласовать данное строительство с другими странами бассейна. Но узбеки высказались против, хотя казахстанская сторона доказывала, что реализация проекта не несет для них никаких рисков, поскольку они находятся выше, и что для заполнения Малого Арала будет использоваться только зимний сток Сырдарьи – то есть, та вода, которая сбрасывается вниз по руслу с целью предотвратить переполнение водохранилищ, расположенных в верховьях. В итоге Всемирный банк свернул финансирование этого очень важного для нас проекта.
А в рассматриваемом сегодня случае Узбекистан затеял строительство безо всякого согласования с соседями, не получив «добро» от Международного фонда спасения Арала (МФСА) и входящей в его структуру Межгосударственной водохозяйственной координационной комиссии (МКВК), которые объединяют все пять стран бассейна Аральского моря. Это прямое игнорирование норм международного водного права. И потому возникает резонный вопрос: почему руководители водного хозяйства РК «проморгали» появление нового водохранилища на Сырдарье, почему не стали своевременно бить тревогу, почему только сейчас, уже после ЧП, они вспомнили о том, что решение о его строительстве должно было быть согласовано с Казахстаном? Махать кулаками после драки – как известно, удел слабых. Да и бесперспективное это занятие.
Вообще, в последние годы наблюдается, мягко говоря, странная тенденция. С одной стороны, мы говорим о необходимости хотя бы частичного спасения Арала, а с другой, строим новые водохранилища по руслам питающих его рек. Причем строим в регионе, где летом температура достигает 50 градусов, где высокая испаряемость влаги, большая фильтрация. Иначе говоря, своими же руками создаем условия для дополнительных огромных потерь воды, которую можно было бы направить в Аральское море. При этом не можем в должной мере обеспечить безопасность таких объектов.
Например, в 2011 году на территории тогдашней Южно-Казахстанской области был введен в эксплуатацию Коксарайский контррегулятор. Проектная вместимость его чаши – три миллиарда кубометров воды. Но в прошлом году он смог принять 2,3 миллиарда, в нынешнем – 2 миллиарда. Больше нельзя из соображений безопасности. То есть, сегодня объект может использоваться лишь на две трети запланированной мощности. Кстати, в свое время немалая часть казахстанских специалистов-водников была против его строительства. А узбеки, похоже, посмотрели на нас и решили ответить тем же – создать водохранилище уже на своей территории. И сегодня мы видим, какая его постигла участь. Словом, каждая из стран тянет одеяло на себя, а в итоге страдает общее дело.
Невольно напрашивается вывод о беззубости МФСА и МКВК, о том, что они не в состоянии решать те задачи, которые на них возложены, неспособны добиться хоть каких-то согласованных действий стран Центральной Азии. (Кстати, между самими МФСА и МКВК тоже отсутствует должная координация, хотя вторая является структурным подразделением первой). И речь идет не только о строительстве водохозяйственных объектов. Взять то, как организовано межгосударственное вододеление. МКВК разрабатывает три возможных варианта – на случаи маловодья, среднего по водности сезона и многоводья, после чего делает соответствующие расчеты. Но при этом никто ничего не решает, и каждая из сторон делает то, что считает нужным, пытаясь извлечь максимальную выгоду из своего географического положения.
Скажем, Кыргызстан, четыре года назад «заморозивший» свое участие в МФСА и МКВК, никаких документов не подписывает (а, значит, не берет на себя никакой ответственности). Между тем, Казахстан, если говорить применительно к стоку Сырдарьи, на 100 процентов зависит от режима работы водохранилищ, расположенных на территории этой республики, и прежде всего «системообразующего» Токтогульского емкостью 19,5 миллиарда кубометров. Для узбеков, от которых мы тоже сильно зависим, важно забрать свою долю речного стока, а то, что происходит ниже по течению, их мало волнует. Так, в позапрошлом году из-за недопоступления значительных объемов воды в вегетационный период мы потеряли 700 гектаров посевов риса. И это при том, что Токтогул был заполнен почти под завязку, да и Бахри Точик (бывшее Кайраккумское водохранилище по руслу Сырдарьи на территории Таджикистана) имел значительные запасы.
Другая очень серьезная проблема – качество воды. Руководители МФСА и МКВК много говорят по этому поводу, но на практике ничего не делается. С территорий, находящихся в среднем течении Сырдарьи, в реку сбрасывают воду, которую ранее использовали для промывки орошаемых массивов (там ее называют оборотной), и она идет к нам. Содержание кислорода в ней меньше, чем в чистой воде, поэтому возникает необходимость в увеличении оросительных норм при поливе риса и других сельхозкультур. Что неминуемо ведет к дополнительным потерям воды, к усугублению ее дефицита. Между тем, у нас нет даже системы мониторинга за качеством речного стока.
Возникает вопрос: почему мы не можем защитить наши национальные интересы в водной сфере, добиться каких-то положительных изменений? Тут существуют две главные причины: одна из них связана со структурой управления, а другая – с кадрами. Например, в том же Узбекистане два года назад решением президента страны воссоздали отдельное Министерство водного хозяйства. У нас же этой сферой занимается небольшой комитет, который «футболят» из Министерства экологии (охраны окружающей среды) в Минсельхоз и обратно. Причем его постоянно сотрясают коррупционные и прочие скандалы. Последние председатели комитета, включая осужденного в феврале с.г. на пять лет лишения свободы, прежде не имели никакого отношения к водному хозяйству. А недавно, в конце апреля, кресло стало свободным.
На уровне вице-министров эту сферу курирует Сергей Громов. После его назначения в августе прошлого года мы поначалу обрадовались, поскольку узнали из официальной биографии, что в 1981-м он окончил Джамбульский гидромелиоративно-строительный институт (ДГМСИ) по специальности инженер-гидротехник. Но затем выяснилось, что в водном хозяйстве он практически не работал – в советский период двигался по комсомольской и партийной линии, затем занимал руководящие должности в акиматах, заседал в парламенте…
Вообще, водников-профессионалов у нас осталось очень мало. И в основном это специалисты пенсионного и предпенсионного возраста. В СССР кадры для отрасли готовили четыре вуза, в том числе упомянутый ДГМСИ с филиалом в Кызылорде. А сегодня в Казахстане существуют только факультеты при университетах, да и то, можно сказать, условно. По сути, водников как таковых – гидротехников, мелиораторов, гидростроителей – в нашей стране сейчас не готовят.
Полагаем, что государственным органам нужно серьезно заняться решением названных выше проблем, не дожидаясь, пока случится очередное (возможно, более катастрофическое) ЧП. Ведь вода обладает как созидающей, так и разрушительной силой …
