Недавно в одном из Интернет-изданий появилась любопытная статья Газиза Абишева, которая называется «Три пути для национального проекта в Казахстане». Автор пишет, что для реализации стоящих перед историческим проектом «казахский народ» задач, можно выбрать один из трёх путей. Первый – безусловная  межэтническая толерантность. Второй – сильный конкурентоспособный фоновый национализм. И наконец, третий – неконкурентоспособный национализм.

Мы хотели бы рассмотреть перспективы второго варианта, поскольку, с нашей точки зрения, для Казахстана он представляется наиболее рациональным. Вот что пишет о нем автор: «Эта форма национализма применяется сильными инженерными нациями, накопившими за века социальной эволюции опыт и знания. Суть в том, что можно обучить математике одного человека, десять, даже сто человек. Но быстро перековать целый народ со всей его сложной структурой взаимоотношений не получится. Тут должно быть задействовано множество элементов: профессиональные династии, мотивирующие политические и бизнес-истории, инженерная, научная и изобретательская традиция, законодательство и правоприменительная практика, менталитет народных масс. 

По-настоящему конкурентоспособная нация никого не гонит, но заполняет собою все пустоты таким образом, что чужакам чрезвычайно тяжело найти себе место в этом обществе. Но самое главное – моноэтническое общество конкурентоспособного национализма никак существенно не страдает, даже закрывая все шлюзы для иностранцев, оно работает эффективно по всем направлениям, включая науку, образование, здравоохранение, производство и прочие сферы. В качестве примера конкурентоспособных национализмов можно привести Японию и Израиль». 

В этой связи мы решили задать нашим экспертам два вопроса:

- Возможен ли у нас такой вариант развития? 

- Какие условия для этого требуются и что необходимо делать?

Талгат Исмагамбетов, политолог: «Серость способна породить только серость»

1. Я не разделяю оптимизма некоторых насчет разницы между конкурентоспособным национализмом и неконкурентоспособным. Общее между ними, на взгляд Г.Абишева, - это моноэтническое общество. Говоря о конкурентоспособном национализме, он имеет в виду «такое заполнение пустот», что «чужакам чрезвычайно тяжело найти себе место в этом обществе». Но для этого нужно иметь столько специалистов в самых разных сферах, сколько страна с населением в 18 миллионов и даже в 30 миллионов человек просто не сможет полноценно обеспечить. 

Некоторая двусмысленность присутствует и в выражении «фоновый национализм». Я понял это как фон, вдохновляющий и побуждающий действовать. Но ведь не исключено, что кто-то поймет его иначе. По-шариковски.

Приведенные в качестве некоего ориентира два примера -  Японии и Израиля – тоже, на мой взгляд, от лукавого. Израиль имел возможность опереться на поддержку мощной диаспоры, разбросанной по всему миру. Евреи, приехавшие в Израиль, привозили с собой собственные знания, опыт и навыки, приобретенные за годы жизни в других государствах. Причем в самых разных сферах – военной, промышленной, научной, информационной, то есть там, где они имели сильные позиции в странах их прежнего пребывания. 

Что касается Японии, то она изначально была моноэтничной, если не принимать во внимание немногочисленных аборигенов-айнов. Чтобы стать продвинутой, Япония  в конце позапрошлого века училась у Англии – «мастерской мира» того времени. Путь к конкурентоспособности был проложен через революцию Мейдзи, которая убрала реакционную часть элиты, всячески сопротивлявшуюся любым попыткам преобразований. Да, во главе революции и последовавших за ней реформ стоял сам император, и борьба  шла между сторонниками модернизации и традиционалистами. К тому же этот поворот был подготовлен рядом мыслителей. Вопрос: есть ли таковые у нас? Ответ, думаю, очевиден. Мало того, наши современные борцы за казахский язык готовы закрыть глаза на японский опыт, который заключался в освоении иностранных языков (того же английского, например). 

Г.Абишев словно подписывает приговор мечтаниям о конкурентоспособном национализме: он видит, что нацию не переделаешь, однако упускает то, что добиться перемен можно не столько методом лобовой атаки, сколько работой изнутри общества. Правда, здесь возникает вопрос: кто будет этим заниматься? Нашим сторонникам модернизации, которые, как правило, получили русскоязычное образование, укажут на плохое знание казахского языка. А зациклившиеся на языковой проблеме нацпаты ничего, кроме нее, не видят. Они, можно сказать, ее лелеют и холят, ибо для них она – идея-фикс. Соответственно все это логично выльется в третий вариант – неконкурентоспособный национализм.

И не удивлюсь, если затем оракулы, подвигшие общество к неконкурентоспособному национализму, окажутся крепкими задним умом и будут с умным видом трясти бородами, упоминать Абая и прочих мудрецов, говоривших, что надо учиться у русских, татар, узбеков. Но совершат при этом очередной кульбит и будут указывать уже на кого-то другого - англичан, немцев, южных корейцев. 

Отсюда вывод: при сегодняшнем плачевном состоянии национального истеблишмента предлагаемый Г. Абишевым путь невозможен, а вот последствия варианта номер три очевидны даже для неэкспертов. 

2. Прежде всего, необходимо, чтобы понимание Традиции поднялось на более качественный уровень, чтобы архаизация в ее нынешнем виде была изжита. Кроме того, следует понимать, что серость способна породить только серость, и пока она правит бал, более реальным выглядит вариант неконкурентоспособного национализма. В наших условиях серость часто прикрывает свою недееспособность и неготовность к конкуренции тем, что начинает манипулировать проблемами государственного языка. В этой связи вспоминается такой пример. 

Тридцать лет назад, в марте 1990-го, на должность председателя КГБ Казахской ССР был рекомендован Н. Вдовин. Но его назначение оказалось на волоске, поскольку он не смог должным образом ответить на вопросы депутатов Верховного Совета республики. Положение спас депутат-чекист, который привел один-единственный аргумент в его пользу: мол, кандидат знает казахский язык. В итоге Вдовин занял пост, но оказался весьма посредственным руководителем и ничем не запомнился на этой должности. 

Казбек Бейсебаев, бывший дипломат, блогер: «Рассуждать об инженерной нации пока не приходится»

1. Честно говоря, я не очень понимаю, что такое фоновый национализм. Но мне как гражданину тоже хочется, чтобы моя нация была  конкурентоспособной. В своей статье Г.Абишев, говоря об инженерной нации, пишет, что условием для этого фонового конкурентоспособного национализма должны быть «профессиональные династии, мотивирующие политические и бизнес-истории, инженерная, научная и изобретательская традиция, законодательство и правоприменительная практика, менталитет народных масс». 

Но ведь ни для кого не секрет, что наши вузы уже давно не готовят инженеров. Да и промышленности как таковой у нас нет – вся отечественная экономика имеет сугубо сырьевую направленность. Поэтому рассуждать об инженерной нации не приходится. О чем говорить, если мы теряем навыки, традиции, умение даже в такой сугубо нашей сфере, как животноводство? Мы, потомки кочевников, импортируем мясо из США и стран Латинской Америки. Куда уж дальше…

Поэтому давайте сначала станем конкурентоспособными в тех сегментах, где мы были традиционно сильны, а уже потом будем обсуждать перспективы создания инженерной нации, как это удалось сделать в Израиле и Японии.

Как можно говорить о конкурентоспособности, если мы, имея средства, возможности и благоприятную конъюнктуру, ничего не сделали для диверсификации экономики?

2. Для начала давайте поставим заслон коррупции, которая разъедает государство и общество. Без этого говорить о конкурентоспособной нации не имеет смысла. Но и здесь надо начинать с политических реформ, чтобы власть была подотчетна перед народом. А так всё от лукавого…

Кенже Татиля, журналист: «Есть только один путь – стать открытой страной»

1. На мой взгляд, аргументация автора несколько запутанна. Цитирую: «Второй путь – сильный конкурентоспособный фоновый национализм. Эта форма национализма применяется сильными инженерными нациями, накопившими за века социальной эволюции опыт и знания». А теперь, по его словам, мы, казахи, тоже можем пойти по такому пути. Однако, как свидетельствует история, наши предки за те же века аккумулировали совсем иной опыт. Ну, а если набраться мужества и быть честными перед самими собой, то следует признать, что на протяжении почти трех веков, вплоть до начала 20-го столетия, мы стояли на обочине цивилизации. По одной простой причине: после великих географических открытий, когда международная торговля переместилась в акваторию мирового океана, кочевники, ранее контролировавшие главные мировые торговые пути, фактически оказались не у дел. По сути, это был исторический тупик. Из него нас вытащила советская власть, хотя нашему народу пришлось заплатить за это очень дорогую цену.  

Но с другой стороны, если бы мы сумели удержать хотя бы половину того промышленного и кадрового потенциала, который был аккумулирован за годы существования СССР, то тогда, вероятно, нам и можно было бы на что-то рассчитывать в плане становления как инженерной нации. Однако мы все растеряли. Хочу быть правильно понятым: это вовсе не ностальгия по советскому периоду нашей истории, а просто констатация очевидных вещей. 

Еще одна цитата: «По-настоящему конкурентоспособная нация никого не гонит, но заполняет собою все пустоты таким образом, что чужакам чрезвычайно тяжело найти себе место в этом обществе. А самое главное – моноэтническое общество конкурентоспособного национализма никак существенно не страдает, даже закрывая все шлюзы для иностранцев, оно работает эффективно по всем направлениям, включая науку, образование, здравоохранение, производство и прочие сферы». 

Конструкция, конечно же, очень привлекательная, но она опять же не про нас. По одной простой причине: мы не то что чужакам не даем найти свое место, а даже своих «болашакеров» не можем обеспечить достойной работой с достойной зарплатой. И потом, о какой эффективной науке, образовании, здравоохранении и производстве можно говорить применительно к современному Казахстану? 

А апелляция к опыту Израиля и Японии, с моей точки зрения, не совсем корректна. Совершенно разные исторические условия. Абсолютно другой цивилизационный уклад. Разный уровень этногенеза. 

Конечно, опыт этих стран заслуживает того, чтобы его изучать и что-то из него извлекать, но это уже вопрос эмпирического свойства. 

2. Полагаю, что с учетом нашей огромной территории и малочисленного населения у нас может быть только один путь – стать по-настоящему открытой страной. А значит, необходимо создать максимально благоприятные условия ведения бизнеса для всех желающих со всего мира. И не надо бояться, что иностранцы захватят или поработят нас. Это все «страшилки» для слабонервных. Есть история успеха Сингапура, Малайзии, некоторых арабских стран, из опыта которых нам необходимо извлечь все самое рациональное и использовать с максимальной выгодой для себя.  

Ясная и понятная законодательная база, четко контролируемая система налогообложения, плюс государственные гарантии – вот те условия, которые станут привлекательными для предприимчивых людей, откуда бы они ни приехали. Бюджет государства получит ощутимую подпитку, в стране постепенно возникнет конкурентная среда, сформируется класс отечественных предпринимателей, который поднимется не на банальной купле-перепродаже, а на основе инновационных технологий. Возрастет приток инвестиций. 

Однако для начала нам будет необходимо выполнить два непременных условия. Во-первых, победить гидру коррупции. Во-вторых, уничтожить все существующие у нас формы монополизма. Но для этого необходима жесткая политическая воля. 

А вот с этим у нас всегда было непросто. Поэтому остается надеяться и верить…