Откуда корни у антикитайских настроений в Казахстане? Этот вопрос все чаще поднимается в отечественном медиа-пространстве и в соцсетях. Но вряд ли местные синофобы знают на него ответ, если учесть, что даже некоторые специалисты затрудняются решить эту историческую головоломку. А все потому, что данный вид этнической ксенофобии когда-то внедрялся в общественное сознание искусственно. Причем нельзя сказать, что авторы этой идеи не задумывались о последствиях. Скорее, даже наоборот... Сегодня у нас в гостях Адиль Каукенов, политолог, L.L.M., директор Центра китайских исследований China Center. Вместе с ним мы и попытаемся расставить точки над i.
Друзья или враги?
– Адиль Серикович, чем синофобия в Казахстане отличается от подобных настроений в других странах?
– Надо понимать, что синофобия – это, по сути, один из видов ксенофобии, которая означает неприятие чего-либо или кого-либо чужого по разным признакам (цвет кожи, национальность и т.д.). Если вы помните, несколько лет назад в Москве наблюдались вспышки ксенофобии по отношению к выходцам из Центральной Азии и Кавказа. Еще одним ярким примером служат США, где долгое время существовала дискриминация чернокожих... То есть в разных странах это явление проявляет себя по-разному.
Синофобия в Казахстане принципиально отличается, к примеру, от того, что мы видим в США. Простые американцы вполне спокойно относятся к китайцам, а представители китайской диаспоры чувствуют себя там достаточно комфортно – это, как правило, высокооплачиваемые и высококвалифицированные специалисты (врачи, инженеры, юристы, программисты). В то же время на уровне власти у США к Китаю как к государству есть масса претензий, и это связано со многими факторами. Взять хотя бы то, что первые декларируют демократический капитализм, а у руля КНР находится коммунистическая партия... К тому же Поднебесная очень быстро превращается в сверхдержаву, что вызывает определенные опасения в Штатах и подпитывает синофобию.
У нас же антикитайские настроения больше проявляются на низовом уровне в виде вспышек агрессии на местах. Тогда как на высшем уровне продолжают подписывать огромное количество договоров о сотрудничестве, к примеру, по сопряжению программы «Нурлы жол», Экономического пояса Шелкового пути и т.д. Кстати, государственная медиасфера Китая (в тех же газетах и на телевидении) формирует довольно позитивный имидж Казахстана, позиционируя его как исключительно дружественную страну, сотрудничество с которой интенсивно растет.
– Чем можно объяснить тот факт, что на официальном уровне мы наблюдаем позитивное отношение Казахстана к «великому соседу», а со стороны населения – нечто противоположное?
– Этому есть простое объяснение. Но для начала хочу обратить ваше внимание на то, что исторически соприкосновение Китая и Казахстана было достаточно кратковременным и не имело каких-либо серьезных последствий. Мы априори не могли быть «вечными врагами» по той простой причине, что у нас долгое время не было общей границы и соответственно прямых контактов. Я еще понимаю, когда таковыми считают Францию и Германию, которые граничат и, естественно, очень хорошо знают друг друга, или Францию и Англию... Но в нашем случае утверждать такое несерьезно.
Как известно, между Казахским ханством и Цинской империей находилась Джунгария. Причем она была их общим врагом. Уже после ее падения между ними произошли два столкновения, но это были очень непродолжительные военные операции, которые к тому же закончились подписанием мира. Кстати, эту ситуацию интересно обыграл посол КНР в РК Чжан Ханьхуэй, подчеркнув в ходе одной из встреч с казахстанскими СМИ, что «мы совместно воевали и сметали джунгаров» и «Китай для вас – это всегда надежный партнер, это мирный сосед, хотя и очень много шумихи и вздора о китайской угрозе»...
Мы его слепили из того, что было
– Откуда же тогда ощущение вечного противостояния?
– Разгадка, как ни странно, кроется в казахской литературе... Как вы знаете, на всем пространстве СССР была успешно реализована программа ликвидации безграмотности (ликбез), в рамках которой абсолютно всех советских граждан научили читать и писать. Причем происходило это на фоне роста национального самосознания, когда людям хотелось больше знать о своем прошлом, национальных героях и т.д., но, естественно, не в научной форме, а в литературной. Вот тогда и появилась целая плеяда казахских авторов, написавших исторические романы, – «Кочевники» Ильяса Есенберлина, «Саки» Булата Жандарбекова, «Гонец» Ануара Алимжанова и многие другие.
Понимаете, трудно создавать что-то интересное в исторической канве, если отсутствует «темная сторона» («светлая сторона» – это, конечно, мы сами). Нужно было придумать образ лютого злодея, причем достаточно влиятельного. Россия на эту роль, естественно, не годилась – цензоры из Москвы попросту не пропустили бы подобные произведения, да и велик был риск попасть под преследование. Гнет Кокандского и Хивинского ханств тоже нельзя было использовать, так как это противоречило советской пропаганде «дружбы народов» и в целом братским отношениям с Узбекской ССР и Кыргызской ССР. Запад был очень далеко, и в историческом процессе с Центральной Азией пересекался слабо. К тому же тема противостояния с «загнивающим капитализмом» уже изрядно приелась советским гражданам. Люди не верили пропаганде, о чем свидетельствует известная фраза «вот бы и нам «погнить» хоть чуть-чуть»...
Оставался разве что Китай. Как раз в тот исторический момент СССР вел с ним серьезную идеологическую борьбу. Это было время «холодной войны», которая местами даже перетекала в «горячую» – в виде пограничных конфликтов у озера Жаланашкол и на острове Даманский... Естественно, обе стороны вели яростную пропаганду друг против друга, и Китай очень удачно вписался в роль «плохого парня». Во-первых, это государство существовало, то есть было вполне реальным. Во-вторых, для советских людей оно было недоступным, экзотичным, а из неведомого можно слепить что угодно, в том числе вечного исторического врага. В-третьих, это был политический заказ – нужно было показать, что Россия лучше, чем Китай.
В таких условиях и появилась псевдоисторическая поговорка «Когда придет черный китаец, рыжий русский покажется братом». Это сейчас не совсем понятно, зачем нужно было так демонизировать Китай. Но если вспомнить вторую мировую войну, а конкретно имперскую политику Японии, которая пыталась создать «великую азиатскую сферу благополучия и процветания», а, говоря простыми словами, играть на азиатском национализме (кстати, на первых порах ей это хорошо удавалось), то все становится ясно. В глазах советских идеологов идея «азиатского единства» конкурировала с советским (коммунистическим) интернационалом. Будучи коммунистической державой, Китай выступал как конкурент и в борьбе за лидерство в мировом коммунистическом движении и особенно в Азии.
Как говорится, одним выстрелом были убиты сразу несколько зайцев. Причем антикитайские настроения получили широкое распространение не только в советской литературе, но и в музыке. Вспомните слова из песни Владимира Высоцкого «Очень нам нужен ваш Дальний Восток»... То есть, это была действительно «хайповая тема», как модно сейчас говорить. Причем в данном случае руки были развязаны у всех, поскольку тогда никто не ездил в Китай, не знал, как там живется, и не боялся испортить отношения между двумя странами – они и так были плохими.
В общем, неприязнь нагнеталась на протяжении более трех десятков лет. За это время выросло целое поколение людей с конкретными ценностными установками, которые невозможно было сдвинуть или переписать. Эти стереотипы они успели передать своим детям. В итоге мы получили достаточно устойчивый тренд на «демонизацию Китая» со всеми вытекающими из этого последствиями.
Сила или закон?
– Но почему синофобские настроения в Казахстане активизировались именно сейчас? Кто-то намеренно их подогревает? Если да, то с какой целью?
– Дело в том, что подобным фобиями свойственна цикличность – подъемы, падения, снова подъемы. Взять, к примеру, последние сообщения о срыве казахско-китайской свадьбы или инциденте на китайском заводе. Резонанс от них громкий, но очень кратковременный, потому как прямого отношения к жизни казахстанцев они не имеют, на степень их комфорта не влияют. Заметьте, люди, которые писали в Интернете негатив, никак с этими событиями не соприкасались, но в то же время для них это хорошая возможность выплеснуть отрицательную энергию, продемонстрировать свою неприязнь...
Как я уже говорил, корни этой фобии сформировались 2-3 поколения назад, однако есть и ряд современных факторов, которые ее подпитывают, – это слабое знание китайских реалий и культуры, разный демографический потенциал (полуторамиллиардный Китай и 17-миллионный Казахстан), несравнимые экономические возможности, уровень жизни...
– Складывается ощущение, что зачинщикам всех этих антикитайских акций все сходит с рук. Чем, по-вашему, чревата подобная безнаказанность?
– Конечно, попытки решить такие вопросы силовым путем, вне правового поля – очень тревожный и опасный симптом. То, что какие-то люди могут спокойно врываться на территорию частной компании, «строить» сотрудников и диктовать им свою волю, не может не отразиться в целом на репутации Казахстана. Такие инциденты автоматически отбрасывают страну назад... Не исключено, что завтра примеру этих людей последуют другие, а там недалеко и до повторения опыта африканских стран, где до сих пор все решают сила и оружие, а не закон. О каком тогда правовом государстве может идти речь?
Что касается угроз или «буллинга» в адрес сограждан, вступающих в брак с гражданами другой страны, то это вообще выходит за рамки поведения в цивилизованном обществе. Кстати, девочка-казашка познакомилась со своим женихом-китайцем даже не в Казахстане, а в Российском университете дружбы народов, то есть, находясь на обучении за рубежом...
Вопрос в том, какое общество мы строим и в каком государстве хотим жить. В цивилизованном и правовом, где спорные вопросы решаются в суде на основе закона? Или в том, где чьи-то ценности и представления о жизни насаждаются путем угроз и насилия? В истории подобное уже было – вспомните действия знаменитой ультраправой организации «Ку-клукс-клан» в США, представители которой надевали белые колпаки и в том числе срывали свадьбы между белыми и чернокожими, причем очень этим гордились, считая такие действия «проявлением патриотических чувств». Хотя на самом деле это были чистой воды расизм и ксенофобия....
В ожидании последствий
– А как сами китайцы относятся к подобным инцидентам?
– Если кто в Китае и знает о них, то в основном ученые, эксперты, аналитики, которые отвечают за взаимодействие двух стран и специализируются на их изучении. Это достаточно маленькая группа людей, но они занимаются как раз таки тем, чтобы обеспечить информацией те структуры, от которых зависят соответствующие решения. То есть высшие должностные лица всегда в курсе того, кто и как реагирует на Китай.
99 процентов простого населения КНР, особенно во внутренних и дальних приморских провинциях, не слышали об этих инцидентах. Многие из них даже о существовании самого Казахстана не догадываются. Они знают лишь то, что есть ряд стран, названия которых заканчиваются на «стан», и что там не все благополучно... Правда, в последнее время известность Казахстана среди китайцев чуть возросла, но это напрямую связано с проектом «Один пояс – один путь», маршрут которого проходит как раз через нашу территорию.
Те же китайские граждане, которые едут к нам, делают это в основном по работе, в рамках экономической деятельности. В туристических целях к нам приезжают единицы, но даже они сталкиваются с весьма неоднозначным к себе отношением. Естественно, они делятся этим с друзьями, в соцсетях (человек ведь склонен рассказывать о негативе). А потому рассчитывать на какой-либо серьезный приток туристов из Поднебесной особо не приходится. Массового туризма из КНР в РК не было, нет и вряд ли (с таким отношением) будет. Хотя именно китайские туристические группы сегодня считаются наиболее многочисленными, чем активно пользуются наши соседи, к примеру, та же Россия, которая привлекает их для посещения достопримечательностей Москвы, Санкт-Петербурга и других городов, тем самым обеспечивая работой свой туристический сектор.
– И все-таки, как последние инциденты могут отразиться на казахстанско-китайских отношениях? К тому же, как вы сказали, власти КНР в курсе всех этих происшествий... Ведь история знает немало примеров, когда, казалось бы, мелкий инцидент приводил к напряженности в отношениях между государствами.
– Действительно, одно дело – реакция населения, и совершенно другое – реакция госорганов. Скажем, если кто-то допустит выпад в сторону Казахстана, то наше внешнеполитическое ведомство, может, и не станет доводить дело до разбирательств, но соответствующие выводы для себя сделает, и в будущем предпримет все меры, чтобы обезопасить интересы государства и своих граждан.
То, что власти КНР никак не реагируют на всплески синофобии в Казахстане, не означает, что последствий не будет. Они вполне возможны и способны повлиять, прежде всего, на инвестиционный климат в нашей стране, на ее бизнес-привлекательность, причем не только в глазах китайских инвесторов...
Посудите сами. В случае с неправомерными действиями группы наших граждан на китайском заводе в Шымкенте никакой вины со стороны самого инвестора не было. И видя такое отношение, любой другой инвестор уже не захочет вкладывать свои деньги в Казахстан. Ведь не исключено, что к нему тоже могут ворваться с требованием «убраться из страны» и даже угрожать жизни. К примеру, американскому инвестору могут предъявить претензии за то, что США «бомбят по всему миру»... Повод всегда найдется, если нужно устранить российских, арабских и других конкурентов, даже казахстанских, приехавших из других регионов.
Бесполезная борьба
– Что мы можем потерять в случае охлаждения казахстанско-китайских отношений?
– Как известно, у нашего бизнеса огромные планы на китайском рынке. Мы хотим поставлять туда ряд отечественных товаров, в том числе мясо, пшеницу. Причем с учетом китайских объемов мы можем до бесконечности наращивать свои производственные мощности. Однако все это станет невозможным в случае, если между странами вырастет стена отчуждения. Вы уже физически не сможете пригласить своих потенциальных партнеров в гости, чтобы продемонстрировать свою продукцию, да и сами не совершите поездку в КНР. Все-таки в международных отношениях действует принцип паритета.
Что мы можем потерять? Прежде всего, свое исключительное положение, вытекающее из соседства со второй экономикой мира – это наше преимущество может быть сведено к нулю. Сегодня многие экономисты видят большие возможности для Казахстана в связи с ростом покупательной способности китайского населения, использованием транзитного потенциала, привлечением китайских инвестиций, технологий для развития казахстанской экономики. Но если контакты между странами будут рассматриваться исключительно в негативном свете, то весь этот потенциал останется нереализованным.
– С этим явлением можно как-то бороться? Или бесполезно?
– Дело здесь даже не в борьбе, а, как я уже говорил, в осмыслении того, кто мы есть и какими хотим себя видеть. Людьми, которые живут по своим личным установкам и понятиям типа «кто сильнее, тот и прав»? Или же людьми, живущими в цивилизованном правовом государстве с благоприятным инвестиционным климатом? Мы должны, наконец, решить для себя этот вопрос и начать движение вперед, развиваться, привлекать технологии и, конечно же, жить по законам.
То есть нужно не столько бороться с всплесками китаефобии, сколько заняться построением собственного общества. Мы должны понимать, что такое право и как оно должно функционировать? Что позволительно, а что нет? Куда мы идем и чего хотим добиться?
Граждане развитых западных стран тоже много кого не любят, но при этом строго соблюдают законы. Они не могут позволить себе, к примеру, оскорбить прохожего, обозвать его по цвету кожи, как бы им этого ни хотелось, поскольку знают, что за этим последует строгое наказание. Иначе говоря, ксенофобия пускает корни там, где ей разрешают это делать... А значит, бороться надо не со следствием, а с причиной.
