Пробуждающееся стремление к изучению национальной истории наталкивается не только на слабость идеологической подготовки казахстанцев, в том числе и самих казахов, но и на то, что мы мало знаем о родственных и братских народах. Что они знают и что они говорят о нас? Какими мы, казахи, предстаем в их глазах? Давайте попробуем посмотреть на себя со стороны.
Право нации на…
Так уж повелось со времен вавилонского столпотворения (согласно Книге Бытия), что человечество предпочло делиться на нации, народы и народности. В течение последующих тысячелетий такое разделение становилось поводом для больших и малых войн, а также подпитывало разного рода политические интриги. Параллельно происходили глобальные процессы этногенеза, появлялись и исчезали великие цивилизации, происходили значительные (в основном для потомков) исторические события. И все это так или иначе вело к изменениям в этническом составе населения планеты.
В общем, все так смешалось, что современные историки уже не могут говорить о тех или иных вещах однозначно. Еще более сложно прийти к консенсусу по каким-то определенным датам и событиям, когда этим занимаются представители разных стран и народов. Здесь в полной мере срабатывает «право нации на самоопределение», и субъективное мнение превалирует над фактами, но при этом часто не учитываются объективные данные и игнорируются контрдоказательства. Особенно ярко это прослеживается на территории бывшего СССР.
Многие стереотипы держатся на полулегендарных исторических обидах и междоусобицах многовековой давности, которые активно реанимируются современным мифотворчеством. Глобальная история подменяется личным мировоззрением отдельных исследователей, ставших «историками» в постсовесткое время и предпочитающих «ставить телегу впереди лошади» – сначала формулировать вывод (о великой значимости своего предка или народа), а потом подстраивать под него факты и даже вымыслы.
«Мы лучшие!»
Показательным примером в этом плане может служить «народный историк» Касим Масими (говорят, из ветеранов-чекистов) с двумя, по его собственным оценкам, фундаментальными работами об истории уйгур – они разошлись многотысячными тиражами и прочно осели в умах граждан. Масими не только «приватизировал» общетюркскую историю практически со всеми ее каганами и каганатами, но и сделал «Золотого человека» уйгурской принцессой, «выявил» прямые родственные параллели с американскими индейцами, а саму «Уйгурскую державу» удревнил до X тысячелетия до нашей эры (то есть до ново-каменного века).
Мы ни в коей мере не умаляем роль уйгуров в исторических процессах, происходивших в Центральной Азии, и не собираемся спорить по поводу того, насколько они близки к нынешним нашим уйгурам. Однако следует помнить, что казахско-уйгурские отношения – тема довольно щепетильная и часто ассоциируется с конфликтными ситуациями на бытовом уровне. Но как бы то ни было природой и историей нам суждено было жить вместе, дополняя друг друга в социальной, культурной и даже политической плоскостях.
Вместе с тем, следует признать, что отношение уйгуров к казахам далеко неоднозначное. И здесь большую роль играет современное состояние этого народа, в том числе ситуация в СУАР (Восточном Туркестане), где под китайские репрессии попадают чаще всего именно уйгуры. Не стоит забывать и об «исторической памяти», которая каждый раз напоминает о том, что этноним «уйгур» старше этнонима «казах». Спорное, конечно, утверждение, но результат налицо – национальная самоидентификация в условиях отсутствия государственности или автономии заставляет народ чувствовать себя более важным, чем «титульная нация».
Великий сосед
По такому же принципу можно выявить отношение со стороны узбеков, которые, в отличие от уйгуров, имеют собственное государство и более «раскрепощены» в реализации своего видения «исторической справедливости» и соответственно во взгляде на своих соседей по региону. Именно из-за наличия суверенного статуса их своеобразное отношение к Казахстану и его жителям носит и открытую идеологическую составляющую. При этом можно выделить два основных момента.
Во-первых, это все та же собственная интерпретация исторических событий, основанная на том, что «казахи городов не строили, ученых-мыслителей не рождали, сами откочевали (отпочковались) от нас, а сейчас на что-то претендуют». В качестве доказательств предъявляются Самарканд с Бухарой, рукописи с упоминанием кочевых узбеков и т.д. Во-вторых, это современные взаимоотношения двух народов: «Казахия» воспринимается нашими южными соседями как место, где можно хорошо заработать, причем не столь важно, каким способом – торговлей, работой на строительстве или в домашних хозяйствах, мошенничеством...
Идеологический вектор «узбек – старший брат казаха (кыргыза, таджика, туркмена)» в определенной степени поддерживается и в сфере образования. В мифотворчестве наши соседи тоже, как и мы, преуспели, но у них это проникло глубже, чему поспособствовали и нынешние академики и профессора.
Отношение узбеков к казахам по многом диктуется и даже подогревается официальной политикой Ташкента. Даже покойный Ислам Каримов нет-нет да подшучивал над своим казахским коллегой и его народом. Это следствие не только взаимной неприязни, идущей из глубины веков, но и нынешнего негласного соперничества за главенствующую роль в регионе. Откровенно говоря, мы, казахи, платим им «взаимностью», хотя нашим народам можно было бы и поучиться друг у друга. Об этом еще в конце позапрошлого века говорил Абай Кунанбаев, предостерегавший соплеменников от высокомерного отношения к «сартам».
«Такие, как мы»
В Кыргызстане иногда тоже встречаются проповеди ученых-историков (в основном «возмужавших» в период независимости) о том, что кыргызы являются основой номадизма в Центральной и Восточной Азии, а казахи – их производное. В качестве главного аргумента приводится то, что в русских источниках XVIII-XIX веков под этнонимом «киргиз» или «киргиз-кайсак» объединили всех кочевников обширного региона.
Впрочем, кыргызов мы знаем неплохо. И это взаимно. А вот, скажем, буряты, которых часто путают с казахами и наоборот, нам малоизвестны. Они осведомлены о нас куда больше, чем мы о них, и могут отличить казаха, скажем, от того же узбека или даже кыргыза, тогда как большинство казахстанцев вряд ли сумеют сразу указать на карте, где располагается Бурятия. Здесь нужно напомнить, что Буряад Улас находится сравнительно далеко от Казахстана. Но желание знать свои корни заставляет многих бурятов изучать не только собственную историю, но и углубляться в прошлое других народов. В том числе и казахов.
Это видно даже при знакомстве с тамошними форумами, участники которых уверенно заявляют о схожестях не только физических, но и бытовых. Речь идет о любви к мясу, о почитании духа предков, о почтении к шаманам (правда, у казахов это выражено в меньшей степени) и т.д. Отдельно стоит религиозная составляющая – высказывается сожаление, что казахи приняли ислам, а не буддизм, как это сделали, например, тувинцы, тоже имеющие тюркские корни. Такое же сожаление, а иногда и иронию вызывает у них то, что казахи «приватизировали» Чингизхана.
Более продвинутые бурятские исследователи говорят о об общих корнях с рядом казахских родов и племен, что должно сблизить оба народа. В целом отношение бурятов к казахам, скорее, положительное, и это поддерживается общими для «малых народов Сибири» стереотипами о богатстве Казахстана и авторитет его руководителя.
Восточнее Бурятии, в Тыве, Хакасии, не говоря уже об Алтае, отношение к казахам еще более теплое. Об этом можно судить хотя бы по тому, что в той же Хакасии пару лет назад местное население искренне возмутилось высказываниями председателя Верховного совета республики Владимира Штыгашева, в которых оно усмотрело территориальные претензии к РК. Другим положительным моментом с этой точки зрения является авторитет Амана Тулеева, много лет возглавляющего Кемеровскую область. Впрочем, на российском Алтае казахи всегда пользовались уважением (они часто были учителями, библиотекарями, врачами). Немаловажно отметить, что этот регион принял тысячи казахов, бежавших от голодомора в начале 30-х годов прошлого века.
С едиными корнями
А теперь перенесемся на Запад – за Урал (Жайык) и Волгу (Едил). Там живет замечательный народ, о котором мы знаем разве что из армейских рассказов и исторических записок в интернете. Между тем, ногайцев иногда называют чуть ли не самыми близким к казахам народом. После кыргызов, конечно. Например, наши языки схожи более чем на 95%, причем не только по грамматике, но и по фонетике.
«Один язык, одна вера, одна домбра, одно прошлое». Эта фраза уже стала поговоркой, которой сопровождается любой разговор ногайцев о казахах. Вашему покорному слуге тоже доводилось общаться с представителями этого удивительного народа, в том числе и с преподавателями истории в вузах. Стоит отметить, что они даже между собой не говорят о каких-либо старых обидах и исторических претензиях к казахам, чем не брезгуют другие соседние народы. А ведь повод-то есть – еще со времен Касым-хана ногайцы постоянно подвергались атакам кочевников из Великой степи, хотя нередко и сами добровольно вступали под знамена казахов.
Однако при всей схожести и большом уважении к казахам представители этого народа не стремятся влиться в нашу среду, хотя звучали призывы включить ногайцев и каракалпаков в программу репатриации (оралманы). По мнению историков с обеих сторон (например, Данияла Кидирниязова и Радика Темиргалиева), это может привести к быстрой ассимиляции народа и потере его идентичности. Впрочем, несколько лет назад ногайцы обращались в Москву с просьбой о предоставлении автономии и даже рассчитывали на нашу поддержку, хотя не очень понятно, в чем она могла выражаться.
Кстати, стоит отметить авторитет ученых-историков среди местного населения, а также популяризацию их исследований. Здесь мы имеем в виду достаточно именитых авторов, которые не замечены в мифотворчестве и чрезмерном возвеличивании своих народов. Например, у Марселя Ахмедниязова, татарского ученого, есть весьма занимательная книга «Нугай Урдасы» («Ногайская орда»). В ней он, кроме всего прочего, пишет о том, что известная в России казахская литература XVIII века во многом имеет ногайскую составляющую.
В общем, многие большие и малые народы, с которыми мы некогда были единым целым, так или иначе тянутся к нам. Это связано и с «зовом предков», и с тайной надеждой на возвращение былой мощи тюрков, и с желанием обрести защиту или просто выжить (как, например, каракалпаки). Однако, к сожалению, это далеко не всегда обоюдное стремление. Казахи часто не замечают таких шагов в их сторону или же предпочитают быть в этом процессе «старшим братом». Может, есть смысл забыть о своих амбициях и попытаться не на словах, а на деле доказать, что мы «однокоренные» народы?
