Нужен ли художнику PR? Может ли настоящее искусство пробиться к своему зрителю без поддержки? Искусствовед Ольга Батурина считает, что нет. Именно поэтому она вызвалась провести для«Радиоточки» экскурсию по персональной выставке работ казахстанского художника Гани Баянова– очень камерной, и по размерам, и по темам.
Первоклассная выставка «Акварель» проходит в Музее искусств им. А. Кастеева, по мнению искусствоведа, неоправданно незамеченной. Шанс увидеть своими глазами то, о чем так просто, увлеченно и дерзко рассказала эксперт, у вас есть до 5 декабря. «Я хочу, чтобы такое явление, как Гани Баянов, не прошло мимо. Чтобы все знали, что есть такой художник и стремились навстречу ему», – говорит Батурина.
Гани Баянов относится к тем художникам, кто с возрастом становится смелее, интереснее, глубже. Он относится к так называемой «старой школе казахстанских мастеров». Уже в 1960-1970-х годах Гани Баянов и его друг Болат Алиев сильно отличались от всей советской живописи, потому что она была символичной, зашифрованной, что вообще не было характерно для советской живописи. У них всегда присутствуют подтекст, сверхзадача и определенная философия. Гани Баянов – совершенно не общественный человек, он живет в своем мире, который наполнен прекрасными темами и миссиями. Он считает, что художник – это не просто дар, а миссия – являть миру красоту и свет.
Его работы, даже акварели, зачастую темные. Акварель трудно экспонировать, она требует усилий от зрителя. Мы привыкли, что акварель чаще всего этюд, пейзаж, что-то такое радужное, как у Клода Моне. А здесь акварель преобразованная, у него и масляная живопись такая, он всегда трепетно к бумаге относится. Если дать себе труд немножко вглядеться, то мы увидим, что эти работы они хранят много тишины, они написаны не в суете и требуют такого же неторопливого созерцания. Всегда пространство разворачивается в глубину, это очень удивительно, потому что большая часть современной живописи – плоские, условные картины, а тут вдруг такое отношение к пространству. Почему полумрак? Это тайна. А тайна – необходимое условие красоты. Если все явлено в лоб, то исчезает аура. Если все конкретизировать и освещать софитами, то не останется никакой тайны, смысла. Смысл всегда в деталях, он всегда скрытый. Если даже обнаженная натурщица, то завуалировано. Сам лист тонирован, на нем еще многослойная живопись. Обычно в искусстве как сказать или что сказать – идет перекос в одну из сторон. У Гани Баянова они уравновешенные.
У мастера простые, бытовые сцены превращаются в библейские. Это все рассказы о своей жизни. Но через призму Библии. Подтекстом прочитывается – бегство в Египет, образы Юдифь и Вирсавии. Библия написана притчами, в ней нет никаких указаний, ничего конкретного. Почему так трудно быть человеком? Потому что быть человеком – совершать выбор. Очень легко жить, если кто-то вместо тебя совершает выбор, президент, бог, еще кто-то. Вся живопись – она про выбор. Это размышление, погружение в себя. У этого художника не бывает случайных названий и сюжетов – лишь то, чем пропитана душа. Он никогда не берет кисть ради развлечения, чтобы кого-нибудь повеселить. Очень часто у него встречается образ светильника или свечи. Он символизирует огонь души – ведь мир светлый не от света солнца, а от света наших душ. И Гани Баянов очень хорошо это чувствует. Я очень рада, что все кто любят живопись – они любят мастера, понимают, что он – особый кристалл в короне искусства. Между тем, сказать, что он достойно зарабатывает на искусстве – нельзя.
Гани Баянов повторяет один и тот же образ женщины – круглолицая, восточная, лицо как персик.
Он много-много зарисовок делает, приближаясь к теме. Он очень хорошо знает западно-европейскую живопись, поэтому идет перекличка с великими художниками. Джорджоне, Ян Вермеер, Диего Веласкес – вы увидите образы их шедевров, зачастую переосмысленные. Я знаю 2 эпохи, когда художникам жилось хорошо – не в смысле материально, а в смысле они были в центре внимания: высокая классика в Греции, 5-й век, и высокое возрождение в Италии, 16-17-й век. Они не были обеспеченными людьми, но были очень известны, любимы. Итальянцы вообще очень темпераментные, они носили картины новые по улицам Флоренции или Венеция.
Каждая фигура в его работах не движется, а пребывает. Отсюда ощущение вечности. Между тем, движение есть – оно внутреннее. Для кочевников путь и движение – это вечный сюжет. Куда они бредут? Они не знают, но все равно идут. Разве это не символ нашей жизни? Мы же тоже так в мглу вглядываемся и идем.
