ENG RUS KZ

Окончание

Начало в № 21

 

В середине 20-х годов ХХ века происходили острые дискуссии о путях дальнейшего социально-экономического развития такой "ранее отсталой окраины" бывшей Российской империи, как Казахстан. Одной из них стал вопрос о промышленном строительстве в республике. Член бюро Крайкома ВКП(б), нарком просвещения республики С.Садвокасов поднял вопрос о равномерном развитии различных отраслей промышленности, включая и обрабатывающую. Таким путем можно было бы, по его мнению, преодолеть опасность превращения республики в сырьевой придаток союзного государства. Его статья "О националах и национальностях", опубликованная в порядке обсуждения в журнале "Большевик", вызвала жаркие дискуссии и подверглась осуждению.

Другим важнейшим вопросом была проблема развития аграрного сектора республики, в том числе и оседания кочевого и полукочевого населения, для чего необходимо было изучить земельные ресурсы. Тех руководящих партийно-советских работников республики из числа казахов особо беспокоила еще и проблема бесконтрольного, нерегулируемого крестьянского переселения в Казахстан из других регионов СССР. В итоге в апреле 1925 года V Всеказахский съезд Советов установил порядок землеустройства в республике, согласно которому размещению подлежали только переселенцы, прибывшие в край до 31 августа 1922 года. Такая установка не могла не вызвать жалобы в Москву, вследствие чего оказались виновными местные "националисты".

Однако все подготовительные работы по переводу так называемого кочевого и полукочевого населения на оседлость оказались пустой тратой средств. Начавшаяся вскоре кампания по массовой насильственной коллективизации крестьянских хозяйств оставила в тени проблему оседания кочевого и полукочевого населения.

Да и само определение "кочевое и полукочевое хозяйство" сегодня выглядит анахронизмом.

Во второй половине 20-х годов ХХ века лишь в таких отдаленных районах, как Мангистау, Табын и немногих других оставались хозяйства, которые меняли пастбища на относительно удаленных расстояниях. В остальных районах, считавшихся животноводческими, например, в Каркаралинском, Сырдарьинском и других округах, радиус кочевания составлял не более 20-30 км. Проведение коллективизации сводилось лишь к объединению в колхозы и сельскохозяйственные артели. Все дело в том, что силовые акции советской власти по коллективизации, сопровождавшиеся массовым изъятием скота и хлебопродуктов, вскоре привели к гибели населения. Так, казах­ская интеллигенция, сопротивлявшаяся неправомерным актам большевистской власти, вскоре сама оказалась жертвой репрессий и "виновной" в наступившем голоде.

 

Часть II. Голодная степь

- Сегодня очень много рассуждений о голоде 20-30-х годов и массовых политических репрессиях в Казахстане. Как этот трагический период истории нашел отражение в нашей исторической науке? И когда наконец профессиональные историки определятся с окончательной цифрой потерь казахского населения от голода? Уж слишком большие расхождения наблюдаются в этом вопросе...

- История голода начала 30-х годов ХХ века долгое время считалась одной из величайших тайн советского режима и КПСС. Кроме того, в советский период в трудах наших историков разрешалось отметить лишь продовольственные затруднения в отдельно взятых районах, имевших место по вине кулаков и баев, саботировавших те или иные "правильные" установки государства.

В последние годы существования СССР, когда стали подниматься ранее закрытые проблемы истории советского общества, Институтом истории и этнологии имени Ч.Валиханова впервые была созвана Всесоюзная научная конференция по проблемам истории коллективизации и голода, которая состоялась в ноябре 1988 года. В ноябре 1991 года была создана Парламентская комиссия республики по изучения обстоятельств голода и политических репрессий в Казахстане, в работе которой мне приходилось принимать непосредственное участие. Ныне заключение работы этой комиссии известно, его итоговые данные вошли в учебники истории, обобщающие исследования. Безусловно, исследование проблемы этим не ограничивается. Поиски новых документов, новых свидетельств, ранее недоступных, до сих пор продолжаются.

Но, несмотря на то что в свое время официальная комиссия определила число жертв в пределах 2 миллионов 200 тысяч человек, разброс мнений продолжается.

Кроме того, хронологические рамки трагедии голода 30-х годов в некоторых случаях стали произвольно меняться. Здесь явно присутствует повтор или слепое подражание исследователям из России и Украины, а также дальнего зарубежья, которые пишут о голоде в 1932-1933 годах в Украине, на Северном Кавказе и Поволжье, а также в ряде районов Белоруссии. Не зная истории голода в собственной стране, не изучив материалы по первоисточникам, отдельные авторы допускают ошибки такого свойства.

Так, в 2012 г. Институтом истории государства под редакцией доктора исторических наук, профессора Б.Аягана и с его участием в качестве автора издана коллективная монография "Правда о голоде 1932-1933 годов" объемом 336 страниц на русском и казахском языках. Громкое название книги ко многому обязывало авторов. Однако на деле получилось совсем наоборот. Многие факты в ней не соответствуют действительности. Недостатки, компилятивность и другие грубые ошибки и неточности книги - предмет отдельной рецензии. По-видимому, для придания весомости или из-за желания под прикрытием нового "старшего брата" сгладить недостатки, книге предпослано краткое предисловие профессора Мельбурнского университета (Австралия), ныне работающего в одном из учебных заведений Астаны Стивена Уиткрофта.

Здесь же лишь отмечу то, что голод в Казахстане начался еще в 1931 г. Джут, охвативший в 1929 году западную часть Казахстана, в особенности бывший Адаевский округ, не дав людям опомниться, повторился и на следующий год. Уже в середине 1930 года из ряда западных районов республики население начало откочевывать в прилегающие области Российской Федерации, о чем свидетельствуют документы архивов.

Вскоре такая же паника охватила население Кустанайского, Петропавловского округов. Начался голод в Каркаралинском округе. Засуха и неурожай 1931 года поразили почти все районы центрального, северного и восточного Казахстана, вследствие чего от голодной смерти, бегства за пределы республики сель­ское население уменьшилось более чем на 754 тысячи человек.

Когда отдельные авторы, специально не исследовавшие проблему, начинают называть нереальные цифры, это не может не вызывать вопросов. Считаю, что более рациональной выглядит позиция известного исследователя истории коллективизации и голода в Казахстане, моего коллеги историка Таласа Омарбекова. В декабре 2012 г. на научной конференции, посвященной истории голода 30-х годов, он выразил свое недоумение: почему нынешние авторы не обращают внимания на материалы парламентской комиссии, которые опубликованы в открытой печати?

На сегодняшний день мы оперируем данными, составленными еще в конце 30-х годов специальной службой на основе изучения первичных документов по районам бедствия. Как это ни странно, за все годы коллективизации и голода объективную информацию о голоде и гибели населения давали только сотрудники органов ОГПУ. По их данным, с 1930 по 1933 годы уменьшение численности населения республики составило 2 миллиона 531 тысячу человек. Причем в их отчетах отмечается, что "из-за отсутствия документов, волнений, восстаний и бегства населения эти данные являются неполными". Исходя из этих и других данных, комиссией в 1992 году и была определена численность потерь в 2 миллиона 200 тысяч человек по республике.

Руководители местных партийно-советских органов, в особенности районного звена, зачастую старались сгладить острые вопросы и, видимо, из страха потерять должность и боязни ответственности за содеянное правдивую информацию на верх не давали. Это объясняется еще и тем, что все бесчинства и произволы, творимые в республике с осени 1928 года в условиях так называемой "чрезвычайщины", были приписаны местным "коллективизаторам". После статьи Сталина "Головокружение от успехов", опубликованной в "Правде" 5 января 1930 года, во всем были обвинены местные активисты, или, как их еще называли, "лжеактивисты" ("шолак белсенды"). После постановления ЦК ВКП(б) от 14 марта 1930 года "О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении" многие из них были репрессированы, а некоторые покончили жизнь самоубийством. Такое лицемерие не прошло даром.

- Кайдар Сейсембаевич, есть некое ощущение, что проблема массового голода в Казахстане 20-30-х годов в информационом пространстве не звучит так же громко, как проблема украинского голодомора? Чем это можно объяснить? Наша позиция в этом вопросе более сдержанна в целом или же за этим стоит нежелание обострять отношения со стратегическим партнером - Россией?

- Все, что творилось в тот период в казахских аулах, до сих пор поражает читателей своей абсурдностью и жестоко­стью. По методу комитетов бедноты начала 20-х годов большевистская власть противопоставила одну часть населения другой: бедняков против середняков и зажиточных. А вообще все это затевалось для выкачивания из аула и деревни необходимых ресурсов. Для проведения широкомасштабной индустриализации нужны были средства. А строящиеся объекты, а также трудовые ресурсы требовали обеспечения продовольствием и товарами повседневного спроса.

Это был период, когда западные страны проводили в отношении СССР политику экономической и политической блокады. Лишь некоторые предприниматели типа Арманда Хаммера и несколько западных стран, в числе которых была Германия, вступали в торгово-экономические отношения с СССР. Поэтому необходимо учесть и внешнеполитические, и внешнеэкономические причины этой трагедии.

У нашего сегодняшнего читателя сложился определенный, причем устойчивый стереотип: во всем виноваты палачи Сталин и Голощекин. В целом это соответствует истине. А если внимательно разобраться в этом вопросе, то четко просматриваются внеш­ние факторы общего характера и внутренние причины, вытекавшие из общей установки большевистской власти и всей ее системы.

Когда в казахских степях тысячами умирали люди, а другие были вынуждены бежать за пределы республики, в Казахстан перевозили ссыльных кулаков с семьями. В 1931 году, когда начался массовый голод, в Центральном Казахстане отвели земли для устройства 180 тысяч человек. Всего за 1931-1934 годы в Казахстан было переселено 365 тысяч человек из внутренних областей РСФСР, Украины и Белоруссии.

В архивах Москвы мне удалось обнаружить документы, рассказывающие о районах миграции казахов-голодобеженцев: от Камчатки до Северного края (Архангельск), от Владивостока до Днепропетровска и Запорожья, не считая городов и райо­нов Сибири, Нижней и Средней Волги и Зауралья, Узбекистана, Киргизии, Туркмении, Таджикистана, далее Китая, Афганистана и Ирана. Свыше 1 миллиона человек оказались в числе голодобеженцев. Из них лишь чуть более 400 тысяч возвратились позже в республику. А сколько их погибло в местах миграции, установить невозможно, хотя  существуют отдельные документы на этот счет.

30 мая 1992 году в газете "Егеменды Казахстан" была опубликована моя статья, написанная совместно с историком Жулдызом Абылхожиным, где мы охарактеризовали эту трагедию как этноцид. Действительно, если рассмотреть весь процесс в целом, то четко обозначены районы с преобладающим казах­ским населением, где погибло или оказались в числе беженцев от 50 до 85 процентов населения, проживавшего там на 1 января 1929 года. Последствия трагедии сказались не только на численности коренного этноса, но и привели к сужению сферы казахского языка, традиционной национальной культуры. Эти проблемы до сих пор стоят на повестке дня. Поэтому все это дало основание оценить эту трагедию именно как этноцид.

Наши российские коллеги долгое время не упоминали и, видимо, не считали нужным писать о казахстанской трагедии. Только когда украинские историки и общественность стали требовать признания трагедии голода в Украине как геноцида, наши российские коллеги стали писать, что, мол, голод в 30-е годы был не только в Украине, но и на Северном Кавказе, в Поволжье, а также и в Казахстане. Надеемся, что эта трагедия найдет объективное отражение в 10-томной "Истории России", готовящейся к печати, поскольку Казахстан в тот период в качестве автономной республики входил в состав Россий­ской Федерации.

- А что вы можете сказать о народном сопротивлении такой людоедской политике государства?

- Начиная с осени 1929 по 1932 годы на территории республики фактически развернулась самая настоящая гражданская война. Около 380 крупных восстаний и эксцессов, а также многочисленные бунты и мятежи охватили Казахстан. В них принимали участие свыше 80 тысяч человек по всей республике. Политика власти вновь после 20-х годов открыла широкую дорогу такому явлению как социальный бандитизм. Все выступления граждан подавлялись силами регулярных войсковых частей и отрядов.

Безоружные крестьяне, выражавшие протест произволу и бесчинству, часто становились жертвами войсковых операций. Так, во время подавления Иргизского и Каракумского восстаний (восточный регион Приаралья) в 1930 году только в одном случае эскадроном 8-кавдивизии, дислоцированной в Оренбурге, было расстреляно и зарублено 250 человек. Оказалось, что это были безоружные крестьяне, кочевавшие со своим скарбом и небольшим количеством уцелевшего скота. Командир эскадрона Рязанов никакого наказания не понес. Лишь сослуживцы морально осудили его поступок.

Другой пример: во время подавления восстания в Сузакском районе было убито 194 человека, большинство которых к повстанцам отношения не имели. В 1931 году во время подавления восстания в Каркаралинском районе сотрудник оперативного сектора ОГПУ Иерусалимский ликвидировал 17 человек. Причем в документе указаны фамилии всех расстрелянных. Таких примеров можно привести множество.

 

Скорбная жатва

- Давайте теперь поговорим о политических репрессиях в Казахстане…

- Согласно изложенному выше, "Большой террор", как ныне называют пик репрессий 1937-1938 годов, в Казахстане начался гораздо раньше. Еще в ноябре и декабре 1928 года в упреждающем порядке были арестованы все активные участники и лидеры бывшего движения "Алаш". Такие акции проводились по всей стране.

Ахмет Байтурсынов, Миржакип Дулатов, Халел Габбасов, Магжан Жумабаев - всего 44 человека - были осуждены в 1930 году. Вторая группа таких же деятелей во главе с Халилом Досмухамедовым, Мухамеджаном Тынышбаевым и другими (всего 40 человек) была осуждена и выслана в Центральную черноземную область России (ныне Воронежская). Постепенно набиравший темпы маховик репрессий в связи с насильственной коллективизацией и подавлением крестьянских бунтов и восстаний работал беспрерывно.

Когда наступил 1937 год, в связи с решениями декабрьского 1936 года пленума, а затем февральско-мартовского 1937 года пленума ЦК ВКП (б) о ликвидации последствий вредительства троцкистов, бухаринцев (правых), "национал-фашистов" в республиках и "искоренении и выкорчевывании до конца двурушников" (слова Сталина) почва для такой "кампании" в Казахстане была давно готова.

Крайком ВКП (б) во главе с Левоном Мирзояном и руководством НКВД республики составляли планы репрессий по 1-категории (расстрел) и 2-категории (осуждение на длительные сроки) и передавали их в Москву для утверждения. "Выполнив" составленный план, тот же Мирзоян просил дополнительные лимиты на такие же репрессии. Работая в архивах Москвы в поисках материалов по истории политических репрессий, я был поражен инициативой и настойчивостью Мирзояна.

Например, осенью 1937 года были арестованы известные деятели литературы и искусства, видные руководящие работники республики. "Следствие" еще не завершилось, а из Москвы уже возвращаются в Казахстан расстрельные списки, утвержденные Сталиным и его соратниками. Чтобы убедиться на местах о наличии среди населения "врагов народа" устраивались открытые судебные процессы. По предложению Л.Мирзояна осенью 1937 года состоялись такие судебные процессы в Караганде, Чимкенте, Иргизе, Пресногорьковке, Урджаре и многих других районах и населенных пунктах.

Сегодня известно, что с 1920-х годов по 1953 год в Казахстане подверглись репрессиям 125 тысяч человек, из них 25 тысяч расстреляно. Таковы итоги скорбной "жатвы" голода и массовых политических репрессий. Но трагедия на этом не закончилась. Последующие репрессии, также как и депортация народов, продолжились в военные и послевоенные годы. Но это уже другая тема, хотя является составной частью единого трагического процесса.

Вопросы задавал

Кенже ТАТИЛЯ