Тектонические сдвиги, произошедшие на казахстанском политическом Олимпе, вызвали к жизни огромное количество вопросов: по какому пути пойдет Казахстан, сохранится ли преемственность курса и т.д. Но, как известно, в любом политическом решении необходимо искать экономические интересы. Что будет с отечественной экономикой на новом этапе, сохранятся ли торговые связи с Россией, каково будущее ЕАЭС, какую роль в развитии Казахстана могут сыграть китайские инвестиции? Об этом Camonitor.kz поговорил с директором Центра исследований постиндустриального общества Владиславом Иноземцевым.

- Как бы вы оценили общий экономический курс,  который в свое вре­мя избрал и проводил Нурсултан Назарбаев?

- Мне кажется, что на этот вопрос в своем недавнем обращении к нации отве­тил сам первый президент, напомнивший о том, «как пала советская империя, оставив нам неразбериху и душевную смуту, разрушенную экономику и политику». В период постсоветского транзита у Казахстана было мало альтернатив тому, чтобы по максимуму ис­пользовать как свои конкурентные преимущества, связанные с ресурсной экономикой, так и свое пространственное расположение в це­н­тре Евразии.

Я не устаю повторять, что объемы до­бычи нефти и газа в Казахстане сегодня в три раза превышают позднесовет­ские показатели, тогда как в России они колеб­лются вокруг уровня 1990 года. Привлечение иностранного капитала было единственно возможным ва­риантом развития сырьевого сектора – как и сотрудничество с Китаем, Россией и странами Каспийского бассейна в организации транзитных потоков через казахстанскую территорию.

Республика совершила мощный про­­рыв, увеличив ВВП почти в 15 раз и обеспечив рост денежных доходов населения почти в 10 раз. К этому добавились усилия по развитию промышлен­ности, созданию Международного финансового центра «Астана».

В целом я думаю, что Казахстан все эти годы во многом двигался в некоей колее, заданной внешними обстоятельствами, но развивался при этом настолько бы­стро, насколько это было возможно.

Мне сложно судить, насколько реально достижение амбициозных целей Программы-2050 и насколько реализуемы попытки войти в число 30 наиболее развитых стран, что всегда намного слож­нее, чем просто быстро развиваться, но относительно уже сделанного я, если бы был гражданином Казахстана, не мог бы не выразить своего удовлетворения.

- Как вы считаете, насколько сейчас необходима преемственность экономического курса? Или что, на ваш взгляд, нужно кардинально изменить в существующей экономической модели Казахстана?

- Опять-таки не стоит говорить о том, необходима преемственность или нет, – она сохранится, и в этом у меня нет сомнений. Во-первых, сам Назарбаев никуда не ушел: он фактически превратился в аналог Дэн Сяопина, который долгие годы продолжал определять курс развития Китая и после своей отставки. Во-вторых, выбранный вектор развития нельзя быстро сломать, не нару­шив отношений с иностранными инвесторами, международными партнера­ми, не породив сомнений в инвестиционном климате в республике.

Что касается «кардинальных изменений», то, я думаю, таковыми могли бы стать за­метная дебюрократизация, развитие малого и среднего бизнеса со снижени­ем налогов и коррупционного/бюрократического давления на предприни­мателей, повышение социальных расходов с целью снижения неравенства, усиление борьбы с коррупцией на республиканском и региональном уровнях.

Конечно, в идеале было бы хорошо ускорить индустриальное развитие страны, но тут от ее властей зависит далеко не все: собственный рынок довольно ограничен, а Россия и Китай совершенно не склонны закупать боль­шое количество товаров из Казахстана.

Именно поэтому мне кажется, что но­вому президенту следовало бы провести ревизию экономических целей, что­бы сделать их более реалистичными и в будущем не разочаровать граждан.

- Назарбаева называли инициатором и одним из основателей Евразийского экономического союза. Как вы оцениваете его перспективы в новых условиях?

- Да, Назарбаев известен своим негативным отношением к роспуску СССР и тем, что он одним из первых поднял вопрос о постсоветской реинтеграции. Проблема Евразийского союза, на мой взгляд, состоит в том, что Россия является главным экономическим актором в этом объединении (на нее прихо­дится около 88% совокупного ВВП стран-членов ЕАЭС) и намерена диктовать свои условия партнерам.

В этом отношении после отставки казахстан­ского президента ничего нового не случилось: все новости для ЕАЭС приходят исключите­льно из Москвы. Все мы прекрасно знаем, что, например, политика России в отношении Украины отразилась на торговле последней с Казахстаном; что курс Мос­квы на поддержку собственного автомобилестроения вызывает ограничение возможностей крупноузловой автосборки в других странах союза.

Так что сегодня ЕАЭС – это не более чем «расширенная Россия», которая эконо­мическими методами решает как хозяйственные, так и политические задачи. Мне сложно предположить, что Москва в будущем как-то пересмотрит свой курс, а значит, ЕАЭС на долгие годы останется заложником «токсичной» России.

Участие в этом объединении могло бы серьезно помочь Казахстану, если бы появляющиеся в стране промышленные предприятия, построенные западными компаниями, могли экспортировать продукцию на российский рынок, но санкционные режимы во многих сферах делают это нереальным.

- Много разговоров о взаимосвязи экономик России и Казахстана. Сохранится ли она в новых условиях, и насколько справедливо утверждение, что без нее казахстанская экономика не выживет?

- Экономики двух наших стран взаимозависимы, это правда. Однако стоит напомнить, что на Россию приходится только 9,3% казахстанского экспорта, в то время как почти половина отправляется в страны ЕС; объем российских инвестиций в казахстанскую экономику тоже не очень велик и уступает объему китайских почти в 10 раз.

В то же время РФ является основным внешним поставщиком товаров и услуг в РК с долей в 24% по итогам 2017 года. Торговля России с Казахстаном является для Москвы одной из наибо­лее профицитных – экспорт превышает импорт почти в 2,5 раза. Это озна­чает, что Россия использует преимущества ЕАЭС для завоевания казахстан­ского рынка более активно, чем это делает Казахстан в отношении российс­кого.

Поэтому мне кажется, что на повестке дня должно стоять выстраива­ние более равноправных отношений с Москвой: казахстанский рынок важен для России, политическое взаимодействие еще важнее – и тут вам нужно учиться у белорусов отстаиванию интересов своих производителей в общении с могущественным соседом.

Постигнет ли Казахстан экономическая катаст­рофа в случае сокращения торговли с Россией? Не думаю. С одной стороны, импортозамещение в таком случае могло бы стать важным резервом для раз­вития промышленного сектора, а с другой, Россия не поставляет вам ничего такого, чего нельзя было бы купить в том же Китае.

Поэтому повто­рю еще раз: позиция казахстанских властей на переговорах с Москвой вполне может быть и более жесткой – экономика страны от этого только выиграет.

- Как вы оцениваете перспективы тенге в связи с полити­ческой неопределенностью?

- Считаю, что казахстанская национальная валюта уверенно пережила те потрясения, которые могли быть связаны с транзитом власти. Резкий рост спроса на доллары не вызвал практически никакого колебания курса, нахо­дящегося с середины сентября 2018-го примерно на одном уровне

Прошлогоднее снижение курса с 310 до почти 380 тенге за доллар обусловлено, на мой взгляд, внешним давлением на рубль и связанностью Казахстана и Рос­сии через ЕАЭС. Курс тенге к рублю на протяжении последних 12 месяцев менялся, но сейчас практически вернулся к значениям апреля 2018 года – 0,1850 против 0,1833. Поэтому я не думаю, что в ближайшее время ка­кие-то внутриказахстанские события могут обрушить курс – тем более что власти республики в столь необычное время заинтересованы в стабильности.

- Может ли сейчас произойти реальная диверсификация экономики Казахстана, и есть ли для этого предпосылки?

- «Сейчас» не может. На нефть, газ, руды, черные и цветные металлы сегодня приходится около 80% казахстанского экспорта. Страна практически не пред­ставлена на мировом рынке как экспортер готовой продукции конечного по­требления. Это является серьезным препятствием для диверсификации, поскольку Казахстан не сможет совершить заметный рывок, опираясь лишь на внутр­енний рынок.

Как и большинство азиатских «тигров», страна способна быс­тро нарастить промышленный потенциал только за счет прихода иностран­ных инвесторов и технологий, но два ее основных партнера, Россия и Китай, по вполне понятным причинам не имеют желания получить конкурента на собственных границах.

Значит, ключ к развитию экономики лежит в сотру­д­ничестве с Европой, Соединенными Штатами, Турцией, возможно, странами Персидского залива. Таким образом, как мне представляется,  именно задача дивер­сификации экономики и станет главной темой следующего президентства.

- На ваш взгляд, нынешняя модель экономического развития Казахстана оправдала себя? В чем ее основные плюсы и минусы?

- Ну, я уже фактически ответил на этот вопрос. Данная модель оправдала себя в том смысле, что власти страны сделали все возможное для обеспечения мак­симального роста экономики и благосостояния граждан на основе имевшей­ся специализации.

Казахстан состоялся как великая сырьевая держава – но в то же время мощного индустриального прорыва осуществлено не было. Это традиционный путь развития для тех стран, у которых независимость совпа­ла с обретением существенных ресурсных возможностей.

В такой ситуации важнейшая задача – не снимать с повестки дня переход к индустриальной и постиндустриальной специализации. В последние годы в Казахстане данная задача выглядит немного декларативной, но хочется верить, что магистра­льная линия развития, определенная первым президентом, не изменится.

- Осуществит ли Казахстан в новых условиях экономическую переориентацию на Китай, и чем это может грозить?

- Очень важный вопрос. Я думаю, что в какой-то степени это неизбежно. В последние годы Китай становится главным иностранным инвестором в Казахстане на фоне того, что стагнирующая Россия неспособна обеспечивать новые масштабные капиталовложения.

Кроме того, Казахстан находится на острие китайской стратегии «Один пояс, один путь», и через него пройдут все основные пути из Китая в Европу. Я крайне скептически отношусь к возможностям России обеспечить реализацию тех инфраструктурных проектов, которые необходимы для того, чтобы транзитные потоки пошли через Россию в Польшу и страны Центральной Европы; намного более вероятно то, что Китай будет выстраивать инфраструктуру транзита через Казахстан на Закавказье и в Турцию.

Поэтому избежать более тесных экономических связей с Китаем наверняка не удастся – да этого и не следует опасаться. Вопрос заключается лишь в том, чтобы не дать китайским компаниям, большинство которых действуют согласно стратегиям, утвержденным государством, занять доминирующие позиции в Казахстане. Торговля, участие в капитале, софи­нансирование инфраструктурных проектов – пожалуйста; контроль за стра­тегическими предприятиями – нет.

Здесь я бы советовал последо­вать примеру Монголии: в этой стране, тоже богатой ресурсами, приоритет отдается инвесторам из несопредельных стран – США, Канады, Великобри­тании и даже Австралии.  Ее опыт следовало бы внимательно изучить и всем остальным странам, являющимся соседями таких влиятельных держав, как КНР или Российская Федерация. Ориентация на Китай не должна пе­рерастать в зависимость от него или в экономическое следование в его русле.

- Как вы оцениваете перспективы сохранения нефтяных контрактов?

- Если речь идет о больших нефтяных сделках, заключенных Казахстаном с международными мейджорами, то я уверен, что они не бу­дут пересмотрены: инвестиции этих компаний  стали в 1990-е и 2000-е годы базой экономического роста РК, и отказ от обязательств был бы катастрофой.  Уверен, в этой сфере ничего не изменится.

- Что необходимо изменить в экономических связях РФ и РК на новом этапе? Будет ли Казахстан по-прежнему восприни­мать Россию как одного из основных торговых партнеров?

- Я бы сказал, что это не вполне или, по крайней мере, не только экономиче­ский вопрос. В условиях конфликта с Украиной, напряженных отношений с Белоруссией, фактического противостояния с Западом сейчас Москва будет смотреть на Казахстан очень внимательно, прежде всего, с политической точ­ки зрения. Не секрет, что за постсоветский период страну покинули милли­оны русских, а оставшиеся не всегда ощущают себя достаточно комфортно в условиях «казахизации». На севере республики есть районы, где русские до сих пор составляют большинство.

Поэтому самое главное – не допустить межнациональных конфликтов, которые мог­ли бы спровоцировать резкий рост напряженности между двумя странами. Если этого удастся избежать, если Россия сможет по-прежнему опираться на Казахстан в центральноазиатском регионе, из которого Москва не собирает­ся уходить, то в этом случае властям республики следовало бы попытаться конверти­ровать свои политические связи с Москвой в экономические. Можно затребовать у нее больших уступок в плане доступа на российский рынок, равных прав инвес­торов, возможностей для иностранных инвесторов в Казахстане выходить на российский рынок и участвовать через казахстанские юридические лица да­же в стратегических отраслях российской экономики.

Еще раз повторю: тут главные решения принимаются в Москве, и многое зависит больше от России, чем от Казахстана.