В последнее время появляется все больше телепередач, фильмов, публикаций, герои которых – представители казахской интеллигенции, особенно так называемой творческой – предстают в ореоле мучеников, жертв кровавого советского режима. Но очень часто после знакомства с такого рода «произведениями» хочется, как Станиславский, воскликнуть: «Не верю!». Настолько все притянуто за уши и неубедительно.

Девять лет допросов

К сожалению, мне пока не удалось посмотреть недавно вышедший на экраны художественный байопик  «Амре». Но, судя по информации в прессе, сюжетная линия, связанная с преследованием главного героя чекистами, мало отличается от той, которая показана в часовом документальном фильме об Амре Кашаубаеве из цикла «Тайны и судьбы знаменитых казахов» (авторский проект журналиста телекомпании «Хабар» Майи Бекбаевой).

Итак, после поездки в 1925 году в Париж и встречи там с Мустафой Шокаем певца-самородка с уникальным голосом начинают «прессовать». Его, как утверждает Бекбаева, постоянно забирают на допросы в НКВД и избивают. Автор, похоже, не в курсе, что органы НКВД в то время занимались охраной общественного порядка, а за борьбу с «антисоветскими элементами» до середины 1930-х отвечала другая структура – ОГПУ. Примерно так же разделены сейчас функции МВД и КНБ.

Но это мелочь по сравнению с теми «документальными доказательствами», которые мы видим на экране. Имеются в виду отпечатанные на пишущей машинке протоколы допросов. Глаз внимательного зрителя сразу цепляется за надпись в колонтитуле каждого листа: «Министерство внутренних дел СССР». Но любой человек, хотя бы поверхностно изучавший историю, знает, что до 1946-го в Советском Союзе были не министерства, а комиссариаты. То есть, эти якобы протоколы – обычный фейк, причем топорно изготовленный.

Жаркын Шакарим, исследователь жизни певца, ссылаясь на рассказ его друга актера Серке Кожамкулова, говорит в фильме о том, что чекисты чуть ли не каждый вечер приходили в театр и уводили Амре, который наутро возвращался избитый. И так, по  словам Шакарима, продолжалось до самой кончины Кашаубаева, то есть до 1934-го. А Бекбаева, комментируя обстоятельства смерти (от трупа, обнаруженного на улице, вроде бы исходил алкогольный запах, хотя Амре, по рассказам знавших его людей, не пил), делает предположение: «Возможно, на допросах его заставляли пить спиртное, чтобы развязать язык». То есть, как прозрачно намекает автор фильма, артиста убили после очередного допроса.

Вдумайтесь:  человека почти ежедневно допрашивают с 1925-го по 1934-й, то есть на протяжении целых девяти лет!  Лично я не знаю ни одного подобного примера из истории. Можно сказать, мировой рекорд. Если вспомнить, что, например, дело Тухачевского и других крупнейших военачальников СССР заняло меньше двадцати дней, в которые уместились и следствие, и суд, и казнь, то возникает резонный вопрос: неужели и сам далекий от политики певец, и его показания были настолько важны, чтобы с ним так долго возиться? Да захотели бы эти заплечных дел мастера – они бы выбили из Амре все, что нужно, за пару дней.  

И потом, что это за чекисты, которые забирают человека на глазах всего коллектива театра, а утром отпускают (со следами побоев!) – и так изо дня в день? Подобные вещи всегда делались тайно, чтобы избежать лишних разговоров среди населения. А, кроме того, подозреваемый, которого каждый день пытают, после очередного выхода из стен ОГПУ мог просто пуститься в бега. В общем, странные какие-то палачи…

Тоже жертвы режима?

В этом же цикле на телеканале «Хабар» вышел фильм, рассказывающий об Ильясе Есенберлине. В нем случившийся в 1949-м арест будущего автора трилогии «Кочевники», а тогда отнюдь не рядового чиновника (ответственный работник ЦК Компартии Казахстана, директор государственной филармонии – и это в тридцать с небольшим) преподносится как политически мотивированный. В конце войны он женился на дочери «врага народа», а затем, по словам автора, «воспользовавшись связями в ЧК (?) и боевыми заслугами, вытащил из АЛЖИРа тещу». За что, мол, и поплатился –  спустя некоторое время ему предъявили надуманное обвинение в растрате казенных денег, а позже осудили на десять лет каторги.  К слову, в фильме хотя бы упоминается, за что отбывал срок Есенберлин – ведь в большинстве публикаций о нем, в том числе на «Историческом портале Казахстана», в «Википедии» и на многих других ресурсах, данное обстоятельство замалчивается.

Приведенная выше фраза Бекбаевой рождает ряд вопросов. Первый – неужели молодой Ильяс имел такие связи, что ему удалось сделать то, чего не могли добиться гораздо более влиятельные люди, в том числе из ближайшего окружения Сталина (Молотов, Буденный и прочие), чьи жены и другие родственники тоже сидели в лагерях? Второй – куда девались эти связи, когда арестовали его самого? Третий – почему не приведен ни один аргумент в подтверждение надуманности обвинения? Четвертый – откуда взялись 10 лет каторги, если в справке об освобождении Есенберлина, ксерокопию которой предъявляют зрителям, написано, что он был осужден на 5 лет? Кстати, эта справка свидетельствует о том, что его амнистировали (а не реабилитировали, как утверждает автор фильма) согласно указу президиума Верховного совета СССР от 27 марта 1953-го, который распространялся на осужденных за должностные и хозяйственные преступления.

Конечно, можно допустить, что дело о растрате имело, как сейчас говорят, заказной характер. Но это еще не означает, что оно было политически мотивированным. В отличие от дня сегодняшнего, в то время такие вещи довольно четко разделялись, и тем, кого подозревали в политической неблагонадежности, обычно «шили» соответствующие статьи (по которым давали от 10 до 25 лет), но не шалости с казенными деньгами.

А вот еще один пример. На «Литературном портале», вроде бы серьезном Интернет-ресурсе, получающем, как и уже упомянутый исторический, государственную поддержку, опубликована статья об обстоятельствах смерти Бердибека Сокпакбаева. Это попытка убедить читателей в том, что писатель был либо убит, либо доведен до самоубийства, и за трагедией, мол, зримо стоит тень КГБ. При этом в пространной статье, изобилующей общими рассуждениями, не приводится ни одного конкретного факта в пользу такой версии. Ну, если не считать слов другого писателя, Музафара Алимбаева, о визите в редакцию журнала в 1958-м человека из «органов», который спросил его мнение о Сокпакбаеве. А ушел из жизни автор любимой многими детской повести «Меня зовут Кожа» в 1992-м. Получается, его доводили до самоубийства в течение ни много ни мало 34-х лет. Даже если чисто теоретически допустить возможность такого сценария, то как быть с тем обстоятельством, что где-то с 1986-го (наступление перестройки и гласности), за  шесть лет до смерти Сокпакбаева, КГБ оставил в покое даже писателей-диссидентов, не говоря уже об относительно безобидных?

По большому счету, последним представителем казахской интеллигенции, подвергшимся преследованиям по политическим (идеологическим) мотивам, был историк Ермухан Бекмаханов, осужденный за несколько месяцев до смерти Сталина. А затем и в период хрущевской оттепели, и в эпоху брежневского застоя, и тем более в перестроечные времена, то есть на протяжении почти 40 последних лет истории СССР, наших писателей, ученых и т.д. не трогали. Да они и сами не давали поводов для этого, будучи в лучшем случае лояльными к власти, а в худшем – конформистами. И когда сегодня их рисуют в образе оппонентов «советско-колониального строя», борцов за независимость и политические свободы, жертв тоталитарной машины, то это ничего, кроме улыбки, не вызывает. Повторюсь: речь идет о периоде после 1953-го.  

В зоне комфорта

В СССР второй половины его существования лояльная к режиму творческая  и научная интеллигенция имела особые привилегии. Так было во всех республиках, но в Казахстане ее  обхаживали особенно – видимо, сказывались особенности национального менталитета: большинство из нас с благоговейным трепетом относится к тем, кто пишет книги, поет со сцены, имеет ученые степени…

Скажем,  видные (слово из лексикона тех времен) казахские писатели издавали свои книги немыслимыми сейчас тиражами в 30-50 тысяч, а то и больше экземпляров (значительная часть этих тиражей затем пылилась на складах, поскольку не была востребована читателями), получали большие гонорары, обеспечивались вне очереди просторными для того времени квартирами. Кстати, члены всех творческих союзов – писателей, композиторов, кинематографистов, архитекторов и т.д. – имели право на дополнительную жилплощадь, что было прописано в законе. Тогда как  простые жители Алма-Аты и областных центров ждали квартир по десять и более лет. Представители «интеллектуальной элиты» жили, как минимум, не хуже, чем крупные партийные бонзы. И не соглашались выйти из зоны комфорта даже тогда, когда вставал вопрос о защите интересов народа, к которому они принадлежали.

Ладно, во время и после декабрьских событий 1986-го они струсили – тех, кто пусть и робко, но возразил власть предержащим, попытался заступиться за обвиненную в национализме молодежь, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Но ведь, скажем, для того, чтобы открыть несколько казахских школ в тогдашней столице Алма-Ате, где и проживали очень многие представители «зиялы кауым», мужества не требовалось. Достаточно было обратиться в соответствующие республиканские или даже городские органы – такие вопросы решались на местном уровне. Однако, во-первых, надо знать психологию этих людей: они проявляют инициативу только при стопроцентной гарантии, что их личному благополучию ничто не угрожает. А во-вторых, они сами стремились отдать своих детей в русские школы, чтобы быть «в тренде», - отпрыски многих из них даже дома не говорили на родном языке и выросли в итоге «шала-казахами». Тем не менее, сегодня им хватает совести возмущаться тогдашней политикой русификации, плакаться по поводу незавидной судьбы казахского языка.

А вот пример того, как в те же годы в другой части СССР интеллигенция отстаивала национальные интересы. В 1978-м власти Грузии, возможно, не без указания из Москвы,  подготовили новый проект Конституции республики. Согласно одной из ее норм, роль государственного языка фактически переходила от грузинского к русскому. И тут же начались уличные выступления, во главе которых встали ученые, писатели, кинематографисты, вузовская профессура. Они продолжались до тех пор, пока первый секретарь местного ЦК Эдуард Шеварднадзе не объявил, что статус грузинского языка будет сохранен.

Иначе говоря, там интеллигенция, поддержанная студентами, благодаря своей принципиальности и сплоченности сумела продавить решение куда более сложного вопроса, носившего в том числе политический характер. А наших «духовных пастырей» не хватило даже на то, чтобы добиться открытия дополнительных школ на родном языке. Это при том, что и к Казахской ССР, и к ее тогдашнему лидеру Динмухамеду Кунаеву первый руководитель страны Леонид Брежнев относился с особой симпатией. Генсек ЦК КПСС всегда помнил, что именно назначение сюда, в Казахстан, в 1954-м вернуло его из политического небытия (47-летний Брежнев так переживал по поводу карьерных неудач того времени, что серьезно заболел) и стало трамплином для последующего взлета к высшему посту в одной из двух мировых супердержав.     

Кто устраивал травлю?

…В середине 1980-х, с началом перестройки, появилась возможность  издать книги и научные труды, запрещенные в свое время цензурой, показать зрителям отправленные «на полку»  фильмы, вытащить из тайников полотна, не вписывавшиеся в формат советского изобразительного искусства… И выяснилось, что таких произведений в СССР достаточно много. А что предъявили казахские литераторы, кинематографисты, ученые-гуманитарии, «творившие» в 1950-80-х годах? По сути, ничего. То есть, никто (ну, может, за крайне редким исключением) за строго очерченные идеологические рамки в этот период не выходил. Соответственно и преследовать было некого. А если на кого-то и устраивали травлю, то это было делом рук коллег по цеху. Зависть, доносы, интриги – родимые пятна нашей национальной интеллигенции.

И тем более в ее рядах не было диссидентов – тех, кто досаждал советской власти с середины 1960-х, момента окончания «оттепели», до середины 1980-х. Методы, которыми боролось с ними печально известное 5-е управление КГБ, были не такими жестокими, как в сталинские времена (некоторых просто лишали гражданства и высылали на Запад – так поступили, в частности, с Солженицыным, Войновичем и другими), но все же инакомыслящим было чем жертвовать – им ограничивали свободу передвижения, их лишали профессии, кого-то помещали в «психушки», а кому-то давали реальные сроки заключения. Среди них были как  космополитичные либералы, так и те, кто выступал с позиций, прежде всего, защиты национальных интересов своих этносов. Черновол и другие в Украине, Парек в Эстонии, Эльчибей в Азербайджане, Гамсахурдия в Грузии, неформальный лидер крымских татар Джемилев… – список можно продолжить.

Казахская же интеллигенция в этом движении не участвовала, Хельсинкских правозащитных групп не создавала, «самиздатовских» журналов не выпускала, писем в поддержку преследуемых властью «узников совести» не подписывала. Да, группа молодых интеллектуалов объединилась в организацию «Жас Тулпар», но ее деятельность не представляла никакой угрозы режиму (хотя, скорее всего, КГБ на всякий случай «пас» ее лидеров, что было обычной для тех лет практикой) – она ставила своей целью культурное просвещение казахского народа, пропаганду его языка, духовных ценностей.

...За советской властью числится много грехов. Но стоит ли придумывать и приписывать ей новые, тем более бездоказательно? Ведь создание мифов размывает границу между правдой и вымыслом, что только затрудняет поиск истины...