Мы живем в эпоху разительных перемен. Это относится и к профессиям: считавшиеся прежде престижными отмирают, на смену им приходят другие, в том числе и такие, появления которых никто не прогнозировал. Понятно, что тренды здесь задают технологически наиболее продвинутые страны, и прежде всего западные. О профессиях будущего мы беседуем с нашим известным соотечественником, научным сотрудником Кембриджского Центрально-Азиатского форума и Центра исследований Кембриджского университета (Великобритания) Чоканом Лаумулиным.
О нашем месте в меняющемся мире
- В последние годы в наиболее передовых странах мира становится модной дискуссия о профессиях будущего. Насколько эта тема актуальна для нас?
- Опыт новейшей истории, особенно в условиях современной глобализации, указывает на следующее. То, что актуально для передовых стран, формирующих и направляющих прогресс глобального научно-технологического и соответственно культурного развития, не может не стать актуальным для остального мира. В этом, собственно, и заключаются современная борьба наций и конкурентная гонка в стремлении получить технологическое преимущество. Неразвитость академической базы и других институтов превращает большинство развивающихся стран в отсталых поставщиков сырья и человеческих ресурсов для развитых стран.
Тем не менее, если говорить словами Макса Планка, отца квантовой физики, которые я не устаю повторять, существуют области интеллектуальной и нравственной жизни, которые стоят выше борьбы наций. Следует помнить о достаточно простых по сути, но почему-то нелегких для понимания вещах. В основе развития технологий, включая и трансферт последних, всегда лежит фундаментальная наука как резервуар знаний, источник экспертизы и источник управленческих кадров. Наука не в состоянии состояться без культуры. Оба этих феномена высшей интеллектуальной деятельности человека невозможны без соответствующего фундаментального образования. Нация, стремящаяся укрепить свои международные позиции, в первую очередь, концентрирует свои усилия на развитии научных исследований и культуры, которые в большинстве случаев и приводят к экономическому развитию и укреплению суверенитета данной страны. В свою очередь, создание полноценной обучающей образовательной среды для развития науки и культуры в отрыве от социального развития тоже не представляется достижимым.
- Кто больше всего должен озаботиться данной проблемой – родители, общество или все же государство?
- Современный Казахстан как индустриальное государство состоялся в эпоху СССР, что вкупе с нашей евразийской историей всегда подразумевало более весомую роль государства в развитии общества, чем, скажем, в англосаксонских странах или в Западной Европе. Там общественные институты развития науки и образования, равно как и индустрии, эволюционировали параллельно с ростом роли государства, создавая, кстати, неидеальные механизмы общего взаимодействия. У развивающихся стран, однако, нет такого исторического времени в условиях упомянутой выше гонки, да и их исторические институты власти и традиций, как правило, разительно отличаются. Как следствие, этим странам приходится задействовать временами чуть ли не единственный имеющийся у них в наличии инструмент – государственную политику - для развития институтов науки и промышленности. Это поднимает перед данными обществами очень болезненный вопрос компетенции в процессе формирования и осуществления своего уникального подхода. Государству при реализации успешной политики развития необходимо наличие в обществе определенных социальных консенсуса и унии между устремлениями отдельного гражданина, разных страт и самим институтом государства. Если ответить кратко, то это всеобщая задача.
- С чего в этом плане следует начать, чтобы быть готовыми к вызовам будущего? Менять образовательную парадигму? Перестраивать систему воспитания? Или что-то еще, чего пока никто не понимает?
- Нужно повышать уровень компетенции. Личной и общественной. Сделать это, кроме как через исследовательскую деятельность, в современном мире практически нереально. К тому же знание облагораживает человека и придает смысл его существованию. К сожалению, во многих постсоветских странах практика создания многочисленных консалтинговых компаний и аналитических центров (в их функционировании, кстати, нет ничего негативного) подменила собой академическую мысль, научную деятельность и сферу подлинного знания, в отсутствие которых неизбежно следует примитивизация управленческих подходов и решений. Это приводит к неотвратимой общей деградации всей системы и невозможности для нее сформировать более-менее адекватный, комплексный, интегральный или тем более ассимметрично-инновационный ответ вызовам времени. Как следствие, происходят фрагментация и полураспад общественных отношений, не поспевающих за глобальным развитием.
Кем быть и как стать?
- Можно ли категорично утверждать, что большинство профессий будущего будут связаны исключительно со сферой высоких технологий?
- Вы правы, подразумевая, что категоричность уместна только в случаях применения научно доказанных законов естествознания, которые и лежат в основе высоких технологий. Тем не менее, говоря об общественной парадигме применения последних, полагаю, что выбор профессий будущего будет намного шире, чем мы можем себе даже представить. Не могу не вспомнить другую свою любимую цитату от гениального советского физика Льва Ландау: «Может быть, величайшим триумфом человеческого гения является то, что человек может понять вещи, которые он уже не в силах вообразить». В этом и заключался смысл всех предыдущих индустриальных революций, движимых открытиями в естествознании, физике и химии, - в первую очередь, они невообразимо видоизменяли и усложняли различного рода человеческие отношения, включая политику, экономику, право и прочее. Не является исключением и нынешняя индустриальная революция, которая, судя по размаху и количеству открытий и соответственно по силе социальных изменений, уже превосходит предыдущие. В основе всех без исключения открытий лежат усилие и прорыв интеллекта ученых, совершающих эти открытия и постигающих новую, прежде недоступную и, по сути, до момента открытия неподвластную даже воображению суть законов природы.
К примеру, внутренняя вселенная, скажем, квантовой физики уже сегодня обгоняет конвенциональные лингвистику и философию. Кстати, некоторые из физиков говорили в беседах со мной, что представителям кочевой цивилизации, найди они опять свое место в мире фундаментальной науки, наверняка есть свое место в безбрежной вселенной познания. Ведь тысячелетиями, за исключением последних нескольких веков, мировая цивилизация двигалась в гегелевской диалектической гармонии борьбы и единства разных мышлений оседлого и кочевого развития. Мир только обогатится интеллектуально, духовно и технологически, если потомки кочевников смогут найти в себе силы вернуться на стезю современного мирового процесса и внести свой вклад в развитие мысли.
Я могу ошибаться, но думаю, что, помимо прикладных профессий, напрямую в будущем связанных собственно с развитием самих высоких технологий и их «побочными» ответвлениями, бОльшее распространение получит гуманитарная сфера. В особенности философия, лингвистика и культура, от которых дальнейшее развитие технологической сферы станет еще более зависимым. Однако вопрос, насколько когнитивные функции развития «новых» гуманитарных дисциплин будут привязаны к знанию и пониманию функционирования новых технологий, остается открытым. В любом случае человеку, на мой скромный взгляд, придется прикладывать еще больше усилий для освоения нового комплексного знания, совершенствования и углубления своих познаний и мышления.
- Как вы считаете, что станет залогом успешности человека будущего? Наличие нескольких дипломов о высшем образовании? Знание нескольких языков? Совокупность вышеперечисленных факторов? А быть может, важнее всего будет умение быстро переучиваться и овладевать новыми, доселе невиданными навыками? Или потребуется что-то совсем иное?
- Боюсь, что не смогу дать вам однозначный ответ. В чем можно быть уверенным, так это в том, что предыдущая база открытий фундаментальной науки никуда не денется и будет по-прежнему подпирать и питать сферу нового знания. То есть познания в области философии, математики, физики, химии, биологии, медицины, геологии и множестве других дисциплин не могут устаревать в принципе в подавляющем большинстве случаев и все равно потребуются для поддержания и развития новой технологической реальности, какой бы она ни была.
Даже критикуемый сегодня континентальный немецкий, он же советский, метод «зубрежки» материала, якобы тормозящий творческое развитие, никуда не денется. Без него познание в рамках спектра фундаментальных дисциплин просто невозможно, поскольку в нем структура знания строго иерархична и подразумевает нелегкое восхождение мышления, частью которого «зубрежка» обязательно является. Другой вопрос, что это также немыслимо без овладения крепкой философской базой, которая может помочь в постижении нового знания. Однако и последнее недостижимо без долгосрочной и упорной учебы в соответствующей среде как экосистеме.
Лучшее хорошему… не помеха
- Эксперты утверждают, что такой метод, как планирование, отомрет, а на смену ему придет эмпирический метод – метод проб и ошибок. Вы согласны с таким утверждением? И если да, то в чем преимущество эмпирического метода в новых условиях? Не приведет ли отказ от планирования к хаосу?
- По сути вопроса: не совсем понятно, почему именно метод научного планирования входит в противоречие с эмпирикой проб и ошибок? Эксперимент есть один из методов эмпирического познания, без знания планировать что-либо реалистичное невозможно, а знание и есть зачастую следствие экспериментов, то есть проб и ошибок. И какое планирование в контексте нашей беседы имеется в виду - в экономической деятельности, образовании или личностном развитии?
Если говорить об экономике… Был такой канадско-американский экономист Джон Кеннет Гэлбрэйт, чей труд «Новое индустриальное государство» наделал много шуму в 1967-м и даже был переведен и издан в СССР. Он ввел в обиход термин «техноструктуры», которые, по его мнению, и управляют современным индустриальным обществом, будь то США или Советский Союз тогда. Техноструктуры сформировались под диктатом необходимости формировать и планировать длинные технологические цепи, которые и составляют сегодня современную экономику. Управляющие и создающие эти цепи технократы, неподвластные интересам своих акционеров, и есть, по мнению экономиста, элита современного общества. Которая, кстати, вошла в острый конфликт со старыми элитами, питающимися от других, более традиционных экономических видов деятельности, таких, например, как банковское дело.
С тех пор немногое поменялось, технологические цепи стали еще протяжённее и еще более сложными, их по-прежнему надо планировать. Вы не сможете спонтанно запустить ракету в космос – этот процесс требует очень долгосрочных и скрупулезных расчетов с вовлечением огромного количества людей и предприятий, которые не могут функционировать, поддавшись внезапному порыву или озарению. Другое дело, что есть такой уровень научно-технологической компетенции в планировании развития технологических проектов и экономики, который может позволить избежать ошибок. Будет крайне интересно наблюдать за тем, как эти подходы будут видоизменяться с вероятным скорым появлением и массовым внедрением квантовых компьютеров и технологий, помимо всего прочего. Думается, планирование не исчезнет, но оно должно будет перейти на качественно новый уровень сложности.
Кстати, наша нынешняя реальность сильно застоялась и, по сути, не особо отличается по базовым параметрам от того времени, которое описывал Гэлбрейт полвека назад. Сравните тогдашнюю реальность еще раз в полувековой ретроспективе, и вы увидите совершенно, принципиально другой мир. Предыдущие фазовые переходы в индустриальном развитии ранее сопровождались катаклизмами. Может, нынешний скачок обойдется без них, ведь появилось слишком много новых и неоцененных параметров.
- Учитывая некоторые противоречивые и неоднозначные тенденции эволюции нашего общества в целом и отечественной системы образования в частности, как вы оцениваете шансы нашей страны на то, чтобы вписаться в формат профессий будущего? Это нам по плечу? Нет ли ощущения, что мы уже отстали… навсегда?
- Перемены – это всегда шанс. Глобальный транзит от догмата классических переинвестированных технологий в условиях наличия нашей минерально-сырьевой базы таит в себе колоссальные возможности для Центральной Евразии резко подняться в новой, пока еще не сформированной пирамиде технологических цепей. Сделать это, тем не менее, без развития эндогенной научно-исследовательской базы, осмысленных и компетентных реформ в образовании и здравоохранении, укрепления социальной экосистемы, поддержки культуры, увы, нельзя. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И если отвечать на ваш вопрос, то очень даже не поздно. Однако нынешняя агония академической деятельности и ее подмена симулякрами в руках некомпетентной бюрократии при полной поддержке со стороны большинства интеллектуальной элиты общества, в открытую взывающей к архаике как модели развития, не могут не наводить на печальные мысли. Сергей Капица как-то заметил, что если само постсоветское общество не стремится к модернизации, то ему ничем нельзя помочь. Тем не менее, будем надеяться на лучшее и продолжать свою работу.
