4270 25-01-2018, 16:00

Мракобесие по-казахстански: откуда у него ноги растут?

В прошлом номере газеты мы вместе с экспертами обсуждали весьма непростую тему: какую угрозу нашему обществу и государству несет религиозное мракобесие, и как ему можно противостоять? Прозвучало немало предложений, и все они сводились к одной известной истине – надо бороться с причиной, а не со следствием. А потому сегодня мы решили посмотреть на проблему с другой стороны – в чем, собственно, ее корень? Помочь нам в этом согласился Арман Актайулы – преподаватель, блогер и журналист, специализирующийся на религиозной тематике.

Все пошло не так…

– Арман Актайулы, как вы считаете, почему в век научного прогресса мы вынуждены говорить о наступлении мракобесия?

– Есть довольно точный, хотя и уже изрядно потертый и подзабытый термин «лженаука». Его ведь неспроста ввели… Вы помните, когда в наших вузах и научных институтах начали появляться пресловутые комиссии по лженауке? Нет, не в 1917-м и даже не в 1930-е годы, как многие думают. Их спешно организовывали в конце 1970-х, когда в научную среду стали просачиваться модные увлечения спиритизмом и мистикой, паранормальностями и восточной философией. И ладно, если бы все это ограничивалось тягой молодых людей к экзотическим философским учениям, стремлением к самопостижению.

Но ведь все больше и больше стало появляться «учителей», причем не только на гуманитарных факультетах, но даже на технических и естественных, которые пытались заложить в души целого поколения зерна поначалу недоверия, а затем уже и неверия в науку, в реальные научные объяснения. Между тем эти «специалисты» работали в солидных учебных и научных заведениях, имели титулы и ранги. Попробуй не поверь им! Но когда этот бред начал проникать уже в фундаментальную и прикладную науку, настоящие ученые сами забили тревогу. Вот тогда и появился термин «лженаука». Достаточно вспомнить нашумевшие теории о торсионных лучах и прочую научную мифологию. При этом речь шла уже не о простой трансляции идей в аудиторию, а о реальных суммах, которые впустую тратились на поиски «философского камня» или «вечного двигателя».

То есть это была предыстория внедрения мракобесия в наши научные и образовательные круги. В какой-то момент наука вместо просвещения стала заниматься противоположным. Почва для внедрения мракобесия была подготовлена.

– То есть, по вашему, мракобесие зарождалось в системе образования?

– Да, я считаю, что основную ответственность за все это несет именно система образования. По сути, она как важная составная часть науки должна была сыграть роль предохранителя. Но произошел обратный эффект… Позже мы вступили в эпоху ломки всей системы образования. Зарождавшиеся фильтры, призванные препятствовать лжеучениям, были отброшены. Более того, стало как-то постыдным и недостойным критиковать в любой форме коллег…

Вообще, кризисные 1990-е годы имели серьезные последствия как для всей системы наук, так и в плане дальнейшего распространения мракобеснических тенденций. Причем начиналось все с кадровых проблем. Именно в этот период усилился исход ученых и преподавателей в Европу, США и в ближнее зарубежье. Многие ушли в бизнес-структуры. И чтобы как-то восполнить образовавшийся пробел, резко снизили квалификационные и профессиональные требования – они стали формальностью. О каком-либо внешнем контроле речи вообще не было. К тому же страну накрыли экономические проблемы. Как следствие, в отечественных вузах и НИИ вовсю расцвела коррупция. Шлюз открылся, и в систему образования хлынули непрофессионалы и случайные люди.

Потерянные умы

– Кто эти «непрофессионалы»?

– Как вы знаете, в советский период, как бы мы к нему ни относились, существовали довольно строгие требования к научным и образовательным кадрам. Очень сложно было защитить диссертации, а ассистентам и младшим научным сотрудникам приходилось годами ждать должности старшего преподавателя или старшего научного сотрудника. Был очень жесткий идеологический и научный ценз (контроль). Но, по крайней мере, благодаря ему было легче выявлять и отстранять шарлатанов от науки, а всяких мистиков «отсеивать» еще на подходе. Но в 1990-х ситуация кардинально изменилась. Ослабление контроля уже над самими руководителями научных и образовательных учреждений открыло перед ними невероятные возможности манипулирования имеющимися ресурсами.

Именно этот и последующий периоды характеризуются головокружительными карьерами, лавиной защит диссертаций, создания множества диссоветов, откровенным плагиатом, штамповкой публикаций. Успешность карьеры внутри системы и возможность устроиться в эту самую систему определялись теперь близостью к начальству и его благорасположением. В вузы хлынули непрофессионалы, порой вообще не имевшие отношения к тем сферам, в которых они теперь были заняты. Организовать научные публикации или защиту диссертаций уже не составляло особого труда. На этом фоне в вузы легко стали проникать те самые «специалисты» со своими «теориями». Что за лекции они читали – никого не интересовало.

– Но при чем тут религиозное мракобесие? И как эти события вообще связаны с ростом религиозности в Казахстане?

– Приведу несколько примеров, которые как бы случайно пришлись на период конца 1990-х – начала 2000-х.

Во-первых, это открытие молебен при университетах и институтах, хотя последние, по идее, должны были, наоборот, бороться с этим явлением. Считаю, что такое стало возможным в силу влияния прорелигиозного лобби, которое успешно использовало ослабление системы образования и науки. Лоббисты были даже среди самих преподавателей!

Сейчас, разумеется, большинство молебен закрыты, но ходят разговоры о возобновлении подобной практики.

Во-вторых, именно в это время в Казахстане  под патронажем одной известной нам страны стали открываться пресловутые лицеи, которые под прикрытием зарубежных образовательных форматов стали весьма активно популяризовать религиозные взгляды, обряды и атрибутику.

Помните, в одном из интервью вашему изданию я уже говорил о внедрении в Казахстан «турецких платочков» через эти самые заведения? Фактически они осуществили мощную PR-кампанию по продвижению хиджабов. В-третьих, в стране тогда произошел рост религиозных сообществ, причем не только мусульманских. Как преподавателю одного из университетов мне и самому приходилось вмешиваться в инциденты, когда под предлогом бесплатного приобщения студентов к английскому языку некоторые лица пытались пронести в общежития книги известного содержания, организовать соответствующие «учебные курсы».

Впрочем, рост влияния других нетрадиционных течений оказался гораздо меньшим по причине тех же демографических особенностей нашего общества.

В-четвертых, стали закрываться научно-познавательные теле– и радиопрограммы в пользу передач религиозного характера... Список этот можно продолжать долго. Но лично меня волнует такой вопрос: почему никто не задумался над тем, сколько умных и талантливых ребят в силу названных выше причин ушло в религию – во всякие мазхабы, монастыри и секты?

А ведь ответственность за эти потерянные умы лежит на тогдашней системе образования, которая не выполнила своей главной миссии. Контролирующие и лицензирующие органы попросту проглядели образовавшийся идеологический вакуум.

Из крайности в крайность

– А вы можете привести конкретные примеры проявления мракобесия среди студентов?

– Допустим, если раньше общение в среде студентов на религиозные темы носило больше познавательный и обоюдно-обогащающий характер, то позже оно стало характеризоваться проявлением крайностей в суждениях и куда меньшей терпимостью к противоположной точке зрения. Некоторые студенты «плавают» в профильных для своей специализации предметах, но при этом могут сделать довольно квалифицированный расклад мазхабов в исламе, перечислить имена чуть ли не всех богословских учителей. Или вот, наглядный пример – отношение к дарвинизму и к теории эволюции. Сегодня не только значительная часть студенческой аудитории не верит в эту теорию и даже несколько агрессивно воспринимает подобные концепции, но и добрая половина самих преподавателей считает, что Дарвин пошел против бога. И это в образовательных и научных заведениях!

А разве не может расцениваться как проявление мракобесия то, что на лекции о строительстве египетских пирамид студенты недоумевают: «Ведь их же инопланетяне построили»? Или такого рода вопросы: «В казахстанских вузах еще разрешают работать преподавателям-материалистам?», «Разве Казахстан с обретением независимости не отказался от теории эволюции?»… Наука – это поиск ответов и путей решения конкретных задач, а не поиск аргументов в пользу выдвинутой кем-то теории. Наука может отказаться от аргумента, если он не находит подтверждения, религия же – никогда.

В религии сомнение – уже святотатство, там не принято отвергать, там принято слепо верить. Многие, конечно, возразят: мол, на том же Востоке есть и обычные университеты, и исламские учебные заведения... Но давайте разберемся, в чем кардинальное отличие последних. Если тот или иной аргумент противоречит постулатам религии, то они от него немедленно откажутся. Классическая же наука будет рассматривать сам факт, независимо от того, соответствует он или, напротив, противоречит каким-то догматам и положениям. Если догмат противоречит аргументу, то наука откажется от самого догмата…

– А не могут ли вузы при том подходе, которого придерживаетесь вы, превратиться в рассадник атеизма?

– Нет, поскольку при преподавании учебных дисциплин вуз как раз таки не имеет права выделять отдельно какие-либо концепции. Преподаватель обязан делать анализ и расклад всех концепций и школ, не отдавая приоритет какой-либо одной из них. Он не должен примешивать в материал лекций свои пристрастия.

– Ну, это в идеале. А как на самом деле?

– Увы, нередко преподаватель не только позволяет себе озвучить личное, религиозное отношение к теме, использовать на занятиях ту или иную религиозную терминологию, обсуждать межконфессиональные проблемы с явным навязыванием своей позиции, но и даже высказывать собственное (негативное или положительное) отношение, например, к тем же атеистам. Осознает ли он при этом, что студент как губка впитывает все?

Выражение личного отношения превращает обучение в пропаганду. А, как известно, в стенах учебных заведений запрещена любая политическая, религиозная деятельность и соответствующая пропаганда – это общепризнанная мировая практика. То есть преподаватель не имеет права говорить о подобных вещах, если они, конечно, не касаются темы занятия, а тем более высказывать при студентах свои политические или религиозные предпочтения. Иначе он волей-неволей превращается в агитатора. Конечно, в какой-то степени здесь вступают в противоречие образовательная и воспитательная функции вузов, однако все же главное их назначение – это подготовка квалифицированных кадров. Преподаватели должны обучать, а не поучать.

Снимите это немедленно!

– Давайте вернемся к религиозной атрибутике, в том числе к хиджабам, вокруг которых сломано немало копий. Какую угрозу они несут с собой? И почему в Казахстане никак не получается решить этот вопрос?

– Религиозная атрибутика – тоже элемент пропаганды, причем иногда она гораздо сильнее слов. Но порой когда заходишь в кабинет к какому-нибудь начальнику, складывается ощущение, что ты оказался в храме. Зачем же мы требуем от студентов и учащихся школ соответствия определенным нормам, если сами не намерены их придерживаться? В какой-то степени вина лежит на государстве с его половинчатыми решениями, невнятными установками, осторожничаньем и перестраховкой.

Вот, к примеру, разъяснили ситуацию с никабами, а по хиджабам остались вопросы. Мы так и не поняли, можно их носить или нельзя? Почему в школах такая одежда запрещена, а в вузах – нет? Но ведь многие студенты – это будущие учителя, внешний вид которых будет влиять не только на образовательный процесс, но и на формирование сознания детей. И я прекрасно понимаю родителей, которые откровенно запутались во всех этих разночтениях и разных толкованиях.

В военной терминологии есть понятие «доктрина», подразумевающее основной руководящий принцип. Отход от доктрины может привести войска к состоянию неуправляемости и дезориентации. Так вот, если бы с самого начала в нашей системе образования действовали четкие установки и жесткие требования, которые мы могли бы предъявить тем же турецким лицеям (хотя бы в отношении учебной формы), то, я уверен, у современной молодежи не было бы столь повального увлечения хиджабами. Но у нас до сих пор нет даже стандартных требований при приеме на работу профессорско-преподавательского состава. Как следствие, в наших вузах работают преподаватели чуть ли не со всего мира, и у каждого свое видение, свои идеологические принципы. Если мы не способны отрегулировать этот процесс, то можно же хотя бы сформулировать и установить внятные и адекватные правила поведения в аудитории.

– Можно ли исправить ситуацию? Если да, то как?

– На мой взгляд, принцип светскости необходимо применить ко всей системе образования. Если преподавателя или студента тянет в религию – пожалуйста, на то есть соответствующие религиозные учебные заведения и теологические факультеты, пусть они там учатся и работают. К примеру, наши узбекские коллеги решили этот вопрос четко – они просто перестали впускать, даже на вступительные экзамены, девочек в религиозных платках. Им прямо говорят: «Перевяжи платок по-узбекски и зайди снова».

А что у нас? Минувшим летом меня сильно удивило огромное количество абитуриенток в платочках, в том числе среди поступавших на естественные факультеты. Я не удержался и спросил у одной из них: «А ведь в вузе тебе будут рассказывать про законы материального мира. Что ты будешь тогда делать?».

Ответ меня поразил: «Буду слышать только то, что мне нужно». То есть эта девушка идет учиться, заранее программируя себя на то, чтобы не верить доброй половине услышанного и прочитанного. Интересно, а как она будет сдавать экзамены? Впрочем, подозреваю, что у нее не будет проблем во время сессий, поскольку есть немало преподавателей, которые и сами не против всякой мистики.

Помнится, как-то мне показали «гуманитарную помощь» (кстати, тоже из турецкого университета), которую получил один из наших факультетов. Это были видеокассеты с лекциями по естествознанию, географии и биологии. Практически на всех видео присутствовали критика материалистических теорий и откровенная религиозная эквилибристика. Эти «уроки» я вспомнил позже, когда уже один из наших преподавателей на открытом занятии, тема которого никаким боком не касалась религии, несколько раз упомянул бога. И это лишь один из множества подобных примеров.

Если такой преподаватель обладает сильной харизмой и недюжинным талантом в риторике, то, по всей вероятности, студенты будут больше верить ему, даже если он несет откровенную чушь, чем настоящему и заслуженному ученому. Это как в старом анекдоте: «Раз радио говорит, значит, правда». Не обладая необходимым багажом знаний, он будет стремиться заполнить этот пробел всякой ерундой и обрывочными сведениями, в том числе религиозной информацией. То есть главная опасность заключается в том, что такие люди и сами не верят в науку, и навязывают это неверие своим ученикам, обществу.

Зомбированное поколение

– Сложно поверить, что в наших вузах творится подобное...

– Сплошь и рядом… Мы даже уже не удивляемся, когда преподаватели во время своих занятий используют материалы того же РенТВ (кстати, самого мракобесного телеканала на постсоветском пространстве). Или когда студенты, наслушавшись подобных лекций, начинают спор на тему: «на самом ли деле земля круглая?»... Говоря о мракобесии, нужно понимать, что этот термин вбирает в себя намного больше, чем просто деструктивные религиозные течения. Но каждый трактует его по-своему. «Мрак, рождающийся от бесов» или все же «беситься от мрака в головах»? В этом отношении казахское слово «надандык» точнее передает смысл. «Надан адам» – безграмотный, темный, невежественный, глупый человек. Как известно, легче управлять глупыми, чем умными. Соответственно цель растущего мракобесия – оглупить, отупить общество.

Вот еще пример. Сидит в коридоре студентка с явно плохим самочувствием. Интересуюсь, что с ней. Оказалось, головная боль. Предлагаю принять лекарство, а она в ответ выдает: «Я не пью лекарства. Мне сказали, что от них вред…». Мои попытки вызвать «скорую» она тоже отвергает: «Сейчас пойду домой, отдохну, почитаю молитву – и все пройдет». Хотя чему тут удивляться, если даже врачи (выпускники наших медицинских вузов) рекомендуют пациентам посещать святые места, да еще и делятся телефонами ясновидящих. Мол, сами помочь уже ничем не могут... А если этот «экстрасенс» посоветует кинуться с высотки? Поверят же! А один знакомый преподаватель на моих глазах вообще однажды вынес свои книги к мусорному контейнеру, объяснив это тем, что бақсы увидел на нем сглаз, якобы наложенный коллегами, и рекомендовал избавиться от некоторых личных вещей...

И ведь такое поведение среди работников учебных и научных учреждений, современных студентов – вовсе не редкость. Это легковерная, не обладающая каким-либо критическим мышлением и фактически готовая к зомбированию аудитория. Задача образовательной системы – просвещать, то есть нести свет в общество. Казахский эквивалент «ағарту» тоже имеет в своем корне слово «ақ» (белое, светлое). Противоположностью эпохам просвещения всегда было наступление «темных времен». Даже взлет той же мусульманской науки, о которой так любят философствовать теологи, пришелся на эпоху ослабления власти священников и закончился в период усиления власти религии. Нельзя забывать, что падение качества образования во все времена усиливало религиозную напряженность. Ту же знаменитую Александрийскую библиотеку разрушили не нашествия вражеских войск, а религиозные фанатики...

 

Автор: Сауле Исабаева