Айна Бузик прошла в этой жизни все круги ада. Непонимание и отчужденность родителей, изнасилование, церковная анафема, попытка самоубийства… Ее дочь Алия почти повторила судьбу матери: отчим растлевал ее с 7 лет. Выяснилось это, когда 14-летняя девочка решилась на суицид. Айна, пережив травлю общества, которое почему-то жалеет и поддерживает насильника ее малолетней дочери, открыто заговорила об этом через 10 лет после случившегося. Пошла, что называется, ва-банк: из мест не столь отдаленных передают «весточки» – в живых ее не оставят.
«Родители меня не любили»
– Я выросла в России, в Омской области, – рассказывает женщина, которую вытащили из петли. – Родилась в семье вполне интеллигентных госслужащих. Мне было 9 месяцев, когда меня отправили на воспитание к родителям отца. Старики, которых я считала родными отцом и матерью, меня любили, но где-то в глубине души я чувствовала себя какой-то не такой, как все.
Когда пришла пора идти в школу, настоящие родители, не спрашивая меня ни о чем, забрали к себе. Русский язык пришлось осваивать на ходу, но во втором классе я была уже отличницей, а еще бегала в музыкальную школу. Но никто не замечал, что учусь лучше всех, да еще и по дому все успеваю делать. Мамой и папой называла родителей через силу. Однажды, когда я должна была со сцены спеть о маме, не смогла… Они тоже, отдавая всю любовь младшей сестре, не очень со мной церемонились: ругань, подзатыльники, пинки... Дневники, где я писала о бабушке с дедушкой, изымались и безжалостно рвались. Иногда думала: «А может, я детдомовская, раз никто ни слышать, ни слушать меня не хочет?». Доучилась до 9-го класса и собралась поступать в Омское музучилище. Но мама сказала, что рано, мол, отправляться одной в большой город.
После 10-го класса поступала, но не поступила в технологический институт. Домой не хотелось возвращаться, и я пошла учиться на швею. На практических занятиях иногда задерживались допоздна. Однажды, когда с подружкой возвращалась в пустом автобусе, передо мной захлопнулась дверь. Водитель поволок меня на заднее сидение, а подружка и не подумала заступаться – она убежала. Было стыдно, больно, грязно. Месяц не выходила из общежития, все плакала и плакала. Домой не ездила, меня бы там убили, если бы что-то узнали.
Вскоре родители решили выдать меня замуж за сына своих друзей. А тем надо было просто остепенить своего шалопая, пока его не посадили. Мне – 17, ему – 18. Я его не любила, а интимной близости боялась и избегала. Муж за это жестоко избивал. У нас уже родился сын, когда он завел меня в гаражный кооператив и прошелся моей головой по каждой из 20 железных дверей. Кое-как доехала до родителей, сказала, что больше не могу. Но меня снова вернули к мужу, и я забеременела вторым ребенком – Алией.
В 1994 году переехали в Казахстан, в Акмолу, стали жить самостоятельно. Там муж и вовсе превратился в зверя. Его родители, видя, как в нашем с ним аду мучается их внук, мой старший ребенок, забрали его к себе. Муж куда-то исчезал надолго. Потом я узнала, что он возил своих дружков-бандитов и весело проводил время с подружками. Но я смолчала. А куда деваться-то? Родители строго-настрого велели назад не возвращаться. Без квартиры, да еще с двумя детьми я была им не нужна.
Скоро мы с мужем, поделив квартиру, развелись. Он уехал в Россию к родителям. А примерно через год подруга познакомила меня с другом своего друга. Тот работал водителем в МВД. На вид – само спокойствие и надежность. Часто заезжал ко мне в гости, предлагал подвезти, помочь чем-то. Как-то его у меня дома застал мой отец. Одобрил. И они с матерью разрешили ему жить со мной. А его мама названивала мне: «Ему уже 30, а он еще ни разу не был женат, мне хочется внуков». Я удивлялась: «Но у меня двое детей. Вы же будете попрекать меня ими».
«Что ты! – клялась будущая свекровь. – Ты нам нравишься. Такая послушная, такая тихая».
И скоро он переехал ко мне. Сначала все было хорошо. Я работала сутки через двое в швейном салоне. В эти дни он забирал Алию из садика. Скоро я поняла, что беременна. Почти все 9 месяцев провела в больнице на сохранении. Дочка оставалась иногда с ним, но чаще ее забирали мои родители. Они, перебравшись из России, купили квартиру в одном со мной подъезде.
Когда я ненадолго приходила домой, муж жаловался на Алию. Плохо учится, ворует у него деньги. Я ее наказывала, ругала, что обижает такого хорошего человека. И он ее тоже наказывал: ставил часами на табуретку. Говорил, что так в армии учат уму-разуму новобранцев. Мне, конечно, не понравилось, что он перегибает палку. Но когда я попыталась заступиться, попадало и мне. Бил так, чтобы синяков не оставалось. На следующий день валялся в ногах, просил прощения. Я его выгоняла, он уходил, потом возвращался. Порвать с ним окончательно не решалась. Родители говорили: «Терпи», а он меня запугивал: «Если вздумаешь куда-то жаловаться, никто тебе не поверит». Это правда: пару раз вызывала полицию, но он с ними договаривался. Как же, сотрудник МВД!
… А ночью он превращал мою дочь в игрушку
В 2006 году Айна окончательно решилась на развод.
– Мы уже не жили вместе, когда он позвал меня накрыть стол на старый новый год у друга, жена которого уехала к родителям, – продолжает она. – В какой-то момент, когда мы уже сидели за столом, его перемкнуло, и он накинулся на меня с кулаками, а друг помогал. Когда они за волосы отволокли меня вниз, я, спрятавшись у консьержки в кабинке, позвонила в полицию. А муж и его друг и не думали ни от кого прятаться. Вместе со мной поехали в опорный пункт, потом отвезли меня домой. На прощание бывший сказал. «Я тебя избивал, избиваю и избивать буду».
В те дни я стала больше общаться со старшей дочерью. Алие тогда было уже 14. Пока жили вместе, бывший муж иногда по пьянке мог сказать, что моя подрастающая дочь может его совратить. «Ты что?! Она же ребенок!» – говорила я. И в самом деле: все ее одноклассницы уже сформировались, и только моя оставалась худенькой девочкой без всяких признаков на то, что она становится девушкой. После развода я повела Алию к психотерапевту, но и тогда я думала лишь о том, что отчим, подавляя ее, чтобы она никому не жаловалась на побои, просто сломал ей психику.
К тому времени я продала однокомнатную квартиру и вложилась в долевое жилье. Оно долго не строилось и я, продав его, вложилась в другое – с черновой отделкой. Обещала Алие, что как только оно будет готово, переедем туда, и его с нами не будет. А пока квартира достраивалась, мой бывший любезно пригласил нас – меня, Алию и двоих наших с ним дочерей – к своим родителям. Алия очень не хотела, но деньги заканчивались, и я согласилась. Отец бывшего мужа, пока мы жили у них, сказал однажды: «Твоя дочь вообще ничего не ест». А Алия торопилась выскочить из дома, как только наступало утро. Я и сама боялась там лишний шаг сделать, хотя и оплачивала комнату.
Мы все еще жили в этом доме, когда я уехала в Алматы на защиту диплома (училась там на психологическом факультете). Это был ноябрь 2007 года. Когда вернулась в Астану, Алия с порога взмолилась: «Мам, давай поскорее уйдем отсюда».
Тот день, когда она не пришла ночевать, я очень хорошо помню. Это было 9 декабря 2007 года. Перепугалась! Позвонила бывшему. Когда он примчался домой, заметила, что он взволнован и напуган.
Меня терзали дурные предчувствия. Ее подружка, с которой дочь дружила с 1-го класса, позвонила в 9 вечера: «Тетя Айна, Алия у нас!». Сердце заколотилось: «А что случилось?». Тут берет трубку ее мать: «Айна, приезжай, но только без него!».
«Ваш муж трогает Алию», – огорошила меня подружка дочери. «Как трогает?! «За что?! Где?!». – «Ну он пытается изнасиловать ее много-много лет». «Как много лет?». И я впала в такой же шок, когда меня в юности саму изнасиловал водитель автобуса. Поворачиваюсь к дочери: «Алия, это правда?». И вот тут-то и выяснилось, что отчим «трогал» ее с 7 лет. Почему молчала? А он ее тоже запугал: если, мол, скажешь кому-то, то убью и тебя, и мать, и сестер. Заставлял ее, оказывается, смотреть порнофильмы. Говорил, что будет первым ее мужчиной. Я вспомнила, что порой при мне он брал ее на руки, целовал, качал, играл с ней. Слыша ее смех, я радовалась. Думала, что между ними наконец-то налаживаются отношения. А он ее, оказывается, приучал к себе как собачку, ломал ее волю. Она же, поддаваясь этим играм, чувствовала себя виноватой. Он возил ее на машине, покупал конфеты и мороженое, чтобы ночью превратить ее в свою игрушку. А я – как ослепла. У меня на руках один маленький ребенок, потом другой, денег вечно не хватает. Он говорил, что копит деньги на квартиру, и выдавал их только на хлеб и молоко. Чтобы заработать, я ночи напролет шила на кухне.
«Ты и твоя дочь – позор семьи. Уходи!»
– И начался ад, – вспоминает Айна, глотая слезы. – Очные ставки, 12-часовые допросы. 14-летняя Алия должна была рассказывать, как изо дня в день сексуальные фантазии ее отчима становились все изощреннее. У нее отказывали ноги, когда надо было идти на очную ставку, и я ее несла на себе. А тут еще угрозы и давление со всех сторон – его родственников, сослуживцев, друзей. Ведь речь шла о чести мундира сотрудника МВД! Однажды я записала угрозы сестры бывшего мужа, большой начальницы, на телефон и поехала к следователю, а тот – к прокурору города. Там отреагировали сразу, и угрозы прекратились. За это спасибо задним числом.
К нам приставили майора собственной службы безопасности МВД. Забирая нас из дома, он присутствовал на всех допросах, отвозил обратно в нашу холодную недостроенную квартиру. Сочувствуя, наставлял: «Любое неосторожное слово может обернуться против вас». И Айна, тростиночка моя, повторяла за ним: «Мама, нам надо говорить только правду и ничего больше. Иначе мы проиграем».
Когда я сказала отцу, что написала заявление на бывшего мужа, он поначалу поддержал меня: «Молодец! Дави этого подонка». Поскольку идти нам было некуда, квартира еще не достроена, на дворе стоит зима, то он согласился, чтобы мы пожили у них с матерью. А через неделю сказал, что позорю семью. И я, собрав кружки-чашки, вызвала такси и съехала от них в 38-градусный мороз. Из друзей рядом осталась только одна – та самая директор нотариальной конторы, которая посоветовала идти с заявлением в ДВД. И то она просила никому не говорить, что общается со мной. Я в ее офисе мыла полы за 14 тысяч в месяц. У нее часто собирались ее коллеги на посиделки. Все, что оставалось после застолий, отдавали мне. Тем и кормилась с детьми. Другая моя подруга, адвокат, как выяснилось, докладывала обо всех моих действиях его адвокату.
Мы с Алией везде ходили одни, а сторона бывшего мужа серьезно готовилась к суду. Все жалели человека, сломавшего жизнь моему ребенку. Мой дядя-адвокат сказал, что мы не выдержим психологического давления и сдадимся в последний момент. Услышав это, я сжала тряпку в кулаке (мыла пол в тот момент) и сказала, что этому не бывать.
Побежала к знакомой своей подруги – адвокату, у которой тоже убирала в кабинете. «Бросай тряпку», – велела она. И стала названивать кому-то. Так я попала на прием к заместителю председателя Комитета по охране прав детей Министерства образования и науки Раисе Петровне Шер. Она и направила меня к адвокату, которая оказалась бывшим председателем коллегии адвокатов Казахстана.
Дело закончилось тем, что бывшему мужу дали 11 лет.
Когда вышли из зала суда, было очень страшно. Что же будет дальше? На нас с дочерью везде показывали пальцами – даже в магазине и в школе. Сочувствия не было ни от кого. Алию затравили в прежней школе, и она перестала туда ходить. Переехали в другой район. В школе №59 Астаны нашу историю не знали, но «спасибо» инспектору по делам несовершеннолетних – просветила всех. И Алия снова стала изгоем. После 9-го класса пришлось уйти: директор школы и завуч пришли к нам домой, чтобы сказать, что в 10-й класс они нас не возьмут.
Периодически впадая в депрессию, Алия стала сбегать из дому, а я, чувствуя себя виноватой, ничего не могла сделать с этим. Виня себя во всем, я искала поддержку, которую не нашла у людей, в религии. И себя, и двоих младших дочерей одела в хиджаб, намаз читала до исступления. Однажды от безысходности приготовила три веревки – для себя и малышек.
Но в тот вечер Алия вернулась домой с подружкой и ее матерью. Женщина спросила: «А можно, мы снимем у вас комнату?» – «У меня? Комнату? Но у нас нет ремонта». – «Ничего. Мы вам будем платить 20 тысяч».
«О, господи! Хоть будет на что нас похоронить», – обрадовалась про себя.
Уже была написана прощальная записка, когда квартирантка зашла в мою комнату. «Я все знаю, – сказала она. – Но Бог тебя любит». – «За что? Я ведь испортила жизнь всем, а ребенка своего чуть не погубила».
«А пойдем со мной в церковь», – предложила она. Так я попала в секту «Благодатная миссия Грейс». Там мне тоже стали внушать, что во всех своих несчастьях виновата я сама. Скоро потеряла квартиру – не смогла платить по ипотеке и, естественно, братьям и сестрам по вере стала неинтересной. Там, как я поняла, заклюют любого, на кого пастырь скажет «фас».
Единственное приобретение от пребывания в секте – встретила на одном из религиозных праздников третьего мужа, неплохого и очень сердечного человека. Мы поженились в 2011 году. На какое-то время наступило затишье. Я устроилась на работу, родила дочку. А потом вдруг выяснилось, что муж наркозависим. Пыталась его лечить, из-за этого переехала в Алматы, где есть реабилитационный центр. Не помогло, хотя вложила в него все оставшиеся деньги от разницы, которую выдал банк, когда забирал квартиру.
…У Алии все идет волнами. Бывает, устраивается на работу, но долго не задерживается. Прожила почти пять лет в гражданском браке с одним мужчиной – не сложилось. Вернувшись ко мне, пытается ладить со мной и младшими сестрами, потом щелчок от какого-то невзначай брошенного слова – и опять обвинения. Сейчас ходит к серьезному психотерапевту, которую нам бесплатно предоставила организация «Не молчи». Пройдя с ней через круги ада, младших девочек берегу как зеницу ока. Никуда от себя не отпускаю – только в школу и домой.
У всех, наверное, на языке вертится вопрос: почему я заговорила открыто спустя 10 лет? Через год Жангельды Байтанов (так зовут моего бывшего второго мужа) выйдет на волю. И уже сегодня от него и его родственников я слышу угрозы, что они меня достанут из-под земли. Общественная организация «Не молчи» – последнее убежище для меня.
Комментарий лидера общественного движения «Не молчи» Дины Смаиловой:
– В том, что случилось с Айной Бузик и ее дочерью, виноват не конкретно взятый насильник, а общество, которое позволяет насиловать детей. Когда я в своем посте год назад рассказала о своей личной трагедии, то получила свыше двухсот писем. Среди них 140 об инцесте. Там не только отчимы, но и родные братья, отцы, дедушки и дяди. Жертвы таких инцестов, став взрослыми, не простили этого родственникам. Чаще всего это заканчивается семейными трагедиями, разрывом отношений. В большинстве случаев дети винят мать. А здесь другой пример – женщина 10 лет своей жизни посвятила восстановлению психики своего ребенка. Сейчас мать и дочь могут стать для общества очень сильным примером: устав быть жертвами, они хотят объяснить людям, что это не должно замалчиваться.
