Количество говорящих на казахском языке в нашей стране растет. Однако объясняется это не столько расширением сферы его применения (хотя соответствующие решения на государственном уровне принимаются) и тягой русскоязычных граждан республики к овладению им, сколько демографическими факторами.
Не с того конца…
В статье «Какая разница, когда Казахстан в языковом отношении станет большой Кызылординской областью?», опубликованной в Central Asia Monitor три года назад, автор этих строк довольно подробно описал данную тенденцию. То была попытка на конкретных примерах доказать, что рост удельного веса титульного этноса в общей численности населения, причем главным образом за счет выходцев из сельской местности, говорящих преимущественно на казахском, будет медленно, но верно менять языковую среду. А это, в конце концов, приведет к тому, что язык, имеющий сегодня статус государственного, рано или поздно станет господствующим в Казахстане.
Однако политики и общественные деятели известной ориентации, многие представители национальной интеллигенции не хотят ждать, пока это время наступит. И, наверное, они в чем-то правы. Но, к сожалению, в своем стремлении как можно быстрее изменить языковую ситуацию эти люди обычно не идут дальше призывов к введению административных мер, суть которых сводится к искусственному созданию режима наибольшего благоприятствования для казахского и ограничению пространства применения русского. А реализация мер такого рода чревата очень серьезными последствиями: всем известно, что именно подобный «революционный» подход новых властей Украины к решению языкового вопроса стал одним из катализаторов разгоревшейся там войны.
Вместо этого людям, заявляющим о своей озабоченности положением казахского языка, следовало бы подумать над тем, как сделать его привлекательным для сограждан, не владеющих им (в том числе и для немалой части самих казахов). Ведь очевидно, что пока само население не почувствует внутреннюю потребность в изучении государственного языка, пока у него не появится мотивация к этому, особых сдвигов не произойдет. А такая мотивация может возникнуть только в том случае, если в окружающей информационной, культурной и образовательной среде (телевидение, интернет, произведения искусства, учебная и техническая литература и т.д.) будет сформирован казахскоязычный контент, способный конкурировать с русскоязычным. А по возможности в чем-то и превосходящий его. Вот на этом направлении и стоило бы сосредоточить свои усилия национальной интеллигенции и казахским СМИ, а не предлагать самые простые решения, которые имеют обыкновение приводить к возникновению сложных проблем.
Но сегодня хотелось бы затронуть несколько иной аспект, впрочем, тоже имеющий непосредственное отношение к тому, чтобы казахский язык стал более привлекательным, а еще, что немаловажно, доступным.
Борьба с «чужими» словами
Я не лингвист и рассуждаю как обычный обыватель. Но даже неспециалисту ясно: освоение любого языка зависит от степени его сложности для человека, выросшего в иноязычной среде. И с этой точки зрения изучение казахского, наверное, дается тяжело (я сам как казах не могу судить об этом). Мало того, ситуация усугубляется тем, что очень часто вроде бы похвальное стремление сделать его красивее, богаче, чище оборачивается еще большим усложнением языка. Это создает дополнительные трудности для желающих овладеть им, а кое у кого, возможно, вообще отбивает охоту.
В качестве иллюстрации приведу такой пример. Я плохо знаю английский, вообще на нем не разговариваю. Тем не менее, даже при моем скудном словарном запасе наличие в этом языке большого количества так называемых международных слов (МС) вроде «паспорт», «анализ», «финансы» и т.д., часто позволяет мне уловить смысл написанного или услышанного – встретив знакомые выражения и включив ассоциативный ряд, можно додумать, домыслить содержание текста или устной речи. А вот применительно к казахскому сделать это будет крайне тяжело, поскольку за последние четверть века очень многие МС были заменены их местными аналогами. Это касается и вышеупомянутых слов, и других получивших широкое хождение в мире – «адрес» (мекен-жай), «ресторан» (мейрамхана), «кредит» (несие)… Список можно продолжать долго, почти до бесконечности.
Кстати, совсем недавно на фоне противостояния с Западом фракция ЛДПР в российской Госдуме предложила законодательно ввести штрафы за «неоправданное использование иностранных слов в общественном пространстве». Ее поддержали и некоторые другие «патриотически озабоченные» депутаты, в частности, коммунисты. А лидер ЛДПР Владимир Жириновский предложил свои варианты замены: «Дилер – посредник, бутик – лавка, менеджер – приказчик, презерватив – предохранитель. Я бы и слово "парихмахер" заменил. Кафе, бар, ресторан? Закусочная – вот прекрасное слово! Забежал, закусил, все понятно…». Но государственные регуляторы, определяющие языковую политику в стране, сразу дали понять, что негативно относятся к данной инициативе, и разговоры на эту тему в публичном поле тотчас же прекратились.
У нас же ситуация прямо противоположная, и с каждым годом все больше МС «вымывается» из казахской речи. Вместо них в оборот вводятся местные «заменители». Причем бывает так, что в разных регионах Казахстана используют разные «неологизмы». Например, я видел указатели с несколькими версиями перевода слова «микрорайон» - шагын аудан, ыкшам аудан, молтек аудан… Очень часто при введении казахского варианта того или того заимствования искажается его исконный смысл. Все это создает дополнительные проблемы в плане приобщения носителей других языков к казахскому, усложняет понимание ими текстов и устной речи, вносит путаницу.
Желание избавиться от «русизмов» можно если не оправдать, то хотя бы объяснить – ведь они напоминают о «проклятом колониальном прошлом». Но зачем столь же активно бороться с МС? В том же английском языке доля заимствований только из французского составляет, по разным оценкам, от 20 до 30 процентов (а еще есть немало слов, пришедших из других языков), однако это отнюдь не помешало ему стать самым употребляемым в мире. А, возможно, даже, напротив, способствовало его победному шествию по планете.
Два языка в одном
Сложность восприятия казахского языка, на мой взгляд, обусловлена еще и тем, что существует огромная разница между двумя главными его составляющими – устной и письменной речью. Если даже человек хорошо владеет казахским на бытовом, разговорном уровне, это отнюдь не означает, что он легко поймет содержание газетной статьи или, скажем, песни, прозвучавшей на ТВ.
Например, в русскоязычной журналистике всякие красивости, словесные кружева, вычурность не приветствуются. Мало того, это считается дурным тоном. Чем проще и доходчивее ты напишешь, то есть чем ближе текст к устной речи, тем лучше. А вот когда соприкасаешься с текстами казахскоязычных журналистов (мне в бытность работником областной газеты часто приходилось переводить на русский статьи коллег из казахского издания), то видишь совершенно другую картину. Порой даже с помощью словарей невозможно разобраться в значении каких-то диковинных для слуха слов и в смысле цветистых оборотов, которые в обиходной речи будут звучать абсолютно неестественно. Но, насколько я понял из общения с коллегами, умение так изложить текст считается высшим пилотажем. Возможно, именно здесь стоит искать причину того, что казахскоязычные журналисты едва ли не поголовно пишут стихи и прозу, тогда как русскоязычные в массе своей не увлекаются такого рода сочинительством. И если для первых работа в СМИ, как они сами говорят, – это творчество, то для большинства последних – обычное ремесло.
Вспоминается такой случай. Первые свои заметки, еще школьником, я писал в районную газету на казахском языке. Начинал их, не мудрствуя, со слова «жакында» (недавно). Но в редакции его все время меняли на «жуырда». Я решил выяснить, в чем принципиальная разница, однако никто так и не смог мне толком объяснить. А словарь давал такой перевод слова «жуырда» - «совсем недавно» (почти то же самое) и даже «скоро» (то есть в будущем). Но главное – «жуырда» звучит более благородно, чем просторечное «жакында». Наверное, это примерно то же самое, что вместо «недавно» сказать «намедни» (впрочем, сейчас уже трудно разобраться, какое из этих слов возвышеннее и поэтичнее). Вроде бы незначительный факт, но он тоже является свидетельством существования двух вариаций казахского языка: одного – для повседневного общения, а второго – для применения в «высоких» сферах: литературе, искусстве, журналистике…
Впрочем, сегодня в Интернете все чаще встречаются казахские тексты, написанные простым и доступным языком с использованием «новояза», понятного современной молодежи. И это (конечно, если простота не оборачивается примитивностью и безграмотностью, что, к сожалению, часто происходит, например, в русскоязычном сегменте Сети) стоило бы приветствовать. Но многие «маститые» ученые и деятели искусства, «зиялы кауым» видят в движении казахского языка к большей «демократичности» только негативную сторону. Для них язык – не столько важнейшее средство коммуникации и передачи различного рода знаний (то есть что-то конкретное, имеющее практическую ценность), сколько эфемерное «духовное наследие», которое надо беречь, лелеять и т.д. Так что они будут всячески сопротивляться новым веяниям.
…Хорошо известно, что до начала 19-го века русский язык был не в чести у русской знати, которая предпочитала говорить на французском (как сейчас казахская элита большей частью общается на русском). Плюс внутри русского почти автономно существовали два языка: первый использовался сугубо в устной, «народной», речи, второй – в литературе (вспоминаю, с каким раздражением я в студенчестве заучивал помпезные и витиеватые оды Ломоносова), в чем тоже просматривается прямая аналогия с нынешним состоянием казахского. Ситуация кардинальным образом изменилась с появлением Пушкина. Именно он положил начало сближению литературной речи с устной. При этом русская словесность не стала отказываться от заимствований. Напротив, она активно использовала их, но приспосабливая к своему речевому строю. Так появились слова «машинально», «вульгарный» и многие другие, которые сейчас воспринимаются как вполне себе русские. Стал ли язык беднее от упрощения и заимствований? Да нет же. Напротив, на этой основе, заложенной Пушкиным, выросла великая русская проза второй половины 19-го века во главе с Достоевским, романы которого оказали огромное влияние на всю мировую литературу следующего столетия (почитайте признания Камю, Фолкнера, Томаса Манна и многих других).
Может быть, казахскому языку тоже нужен свой Пушкин?
Женис Байхожа
