На прошлой неделе Нацбанк отозвал лицензии сразу у двух банков, акционеры одного из которых сами стали выходить в срочном порядке из его состава. Под угрозой закрытия и Банк Астаны, при этом мы видим, что государство вливает огромные средства на поддержку банковского сектора, но эффекта не видно.

Банки разоряются, сектор в плохом состоянии, очевидно, что и дальше количество остающихся на плаву банков будет падать, и их состояние ухудшаться. В связи с этим возникает вопрос, что может ждать банковский сектор Казахстана, из-за чего признанная когда-то лучшей в СНГ банковская система начала трещать по швам? Об этом мы спросили у экспертов.

Расул Рысмамбетов, финансовый аналитик: «Ситуация в банковском секторе отражает кризис экономической модели развития»

Думаю то, что сейчас происходит в банковской системе Казахстана, можно назвать как кризисом, так и оздоровлением. Мне кажется, не бывает отдельно происходящего банковского кризиса, есть банковский кризис как часть общего экономического.

В нашем случае это то, что сырьевой экспорт уже теряет значение как локомотив экономики. Сложность доставки, скачущие цены - невозможно планировать долгосрочные стабильные прибыли, еще и при высокой долговой нагрузке сырьевых компаний.

Поэтому ситуация в банковском секторе отражает кризис экономической модели развития. Да, первое полугодие 2018 года страна закончила с ростом около 4%. Однако теперь нам придется бороться за каждый процент роста.

Вот почему я думаю, что налицо переформатирование обстановки, к которому должны адаптироваться банки. Банковский кризис начался в 2008 году и продолжается до сих пор, так как многие проблемные активы и бизнес-модели родом из начала 2000-ых: много займов, непросчитанный риск-менеджмент и незатейливые банковские продукты.

Отчасти нынешние проблемы с ликвидностью у банков растут из вмешательства акционеров в операционную деятельность фининститутов.

Дело не в желании акционеров получить дотации, а скорее в том, что акционеры набирали умных менеджеров, но диктовали им свои простецкие схемы. Рецепты оживления простые – стараться помогать только в крайнем случае, консультировать банки с точки зрения риск-менеджмента, провести квалификацию менеджеров и оградить их от вмешательства акционеров.

Нацбанк и без стресс-тестирования знал, какие проблемы у того или иного банка. Банки сдают важные виды отчетности вечером каждого рабочего дня. Поэтому при должном внимании Нацбанк может видеть все.

Другое дело, что за каждым банком стоит акционер, который раньше мог зайти к регулятору и попытаться «решить вопрос». Именно этим объясняются неоднократные высказывания президента страны в защиту независимости председателя Нацбанка от политического давления. По моим данным, НБ РК провел подобие стресс-тестирования, чтобы уточнить какие-то детали. Но в целом регулятор знал о проблемах. Проблема была в том, что у него не было рычагов беспристрастного давления. Сейчас они есть, именно поэтому мы видим, как закрываются один банк за другим.

Сергей Хестанов, советник по макроэкономике генерального директора компании «Открытие Брокер»: «Кризис 2008-го стал «очистительной грозой», но вывел с рынка не все проблемные банки»

Основные проблемы банковского сектора Казахстана сформировались еще в начале 2000-х годов. Кризис 2008 года сыграл роль «очистительной грозы» для банковской системы, но и он вывел с рынка не все проблемные банки.

Невысокие темпы экономического роста последних лет привели к тому, что процесс ухода с рынка банков, имеющих тяжелый груз проблемных активов, идет и сейчас.

В России идет сходный процесс, с рынка уходит около 50 банков в год. По сути, банки расплачиваются за «грехи» эпохи бурного роста начала 2000-х годов. Избежать банковского кризиса, скорее всего, не удастся. Но можно снизить тяжесть его последствий.

Для этого нужно четко очертить круг банков с госучастием, которые точно не разорятся в ближайшем будущем. И даже демонстративно спасти кого-либо из этой группы. Это приведет к снятию риска банкротства банков с компаний небанковского сектора.

Проблемные банки просто вымрут, не нанося существенного вреда экономике в целом. К сожалению, надежность так называемого «стресс-тестирования» банков не слишком велика. Не стоит возлагать на нее излишних надежд.

Асет Наурызбаев, финансовый аналитик: «Очень плохо, что Нацбанк навешивает избыточные требования по формированию провизий»

Проблемы банковского сектора - в плохом качестве заемщиков. Этому есть несколько причин. Первая - низкая экономическая активность, снижение спроса. Вторая - высокие процентные ставки, которые отнимают у бизнеса большую часть прибыли. Третье - плохая структура денежного рынка, на котором имеется избыток коротких денег и огромная нехватка длинных. Вторая и третья причины полностью управляются денежно-кредитной политикой.

Нацбанк загнал банки в прокрустово ложе регуляторных требований. Очень плохо, что Нацбанк после каждого случая дефолта фактически запрещает тот или иной вид кредитования, навешивая избыточные требования по формированию провизий. Мне кажется, банки сами должны следить за своим портфелем. Другое дело, что и отвечать они должны сами - банкротством, например. Тогда и не пришлось вливать $10 млрд в банковскую систему.

Я не очень верю в стресс-тестирование, поскольку весь вопрос в качестве анализа активов самими банками. Если анализ качественный, то ежедневная отчетность банков сразу показывает проблемы в кредитном портфеле. А качество банковского анализа контролируется Нацбанком. Так что стресс-тестирование идет каждый день. Если ежедневная отчетность врет, то вряд ли стресс-тест найдет это вранье.

Для исправления ситуации Нацбанк должен перестать спасать любые банки - нет таких банков, которые «слишком большие, чтобы умереть». Мы видели банкротства КРАМДС-банка, российских «Столичного» и «Тверь-универсалбанка». Никаких особенных потрясений мы не увидели, хотя это были очень большие по тем временам банки.

Путь к хорошей банковской системе - это предоставление дешевых и длинных денег банкам, например по ставке 0% - против залога портфеля работающих кредитов. Такие кредиты создают новые товары и услуги в экономике, поэтому такая эмиссия денег не ведет к инфляции. И наоборот, нужно минимизировать эмиссию через покупку валюты - это плохой способ повышать монетизацию экономики.

Денис Кривошеев, финансовый аналитик: «Никаких рецептов по спасению банков не существуют – они должны умирать, когда приходит время»

Достаточно забавно наблюдать не сам процесс уничтожения банков, которые стали, так скажем «врагами» Национального банка, сколько рассуждения на тему, как это следует понимать. Особо забавное суждение на этот счет у оппозиции. Скажу так, никто, кроме тех, кто «в теме», так сказать, из среды, не понимает, что на самом деле происходит в отрасли. Мы видим агонию, и требуется реанимация, а юный глава регулятора выясняет отношения.

Ни один из банков, что за последнее время пострадали от политики зачистки НБРК, по большому счету не был проблемным по-настоящему. Все разговоры про дырки в балансе - это лишь мифологизация. Сегодня при желании можно похоронить любой банк за сутки.

Достаточно организовать грамотные сливы, заставить отозвать деньги квазигоссектора из института и все - банк банкрот. О том, что усиление влияния регулятора на сектор опасно в случае, если он еще и единственный гарант наличия стабильного дохода и ликвидности, писалось не раз. Сегодня не менее 35% денег в системе это деньги, так или иначе принадлежащие государству. Из доходных инструментов остались только долги самого НБРК. Внешние рынки высокорисковы в плане заработка и доступ к ним ограничен.

Так что при двух-трех утечках в СМИ о том, что банк не надежен, он встает на колени. Что касается того, почему у двух банков отозвали лицензию, а у одного пока нет, то здесь все просто. Банк, как и любой серьезный финансовый актив, в стране априори убыточен, но он прекрасный повод держать предпринимателя на коротком поводке, что, в общем-то, и делается. Появляется возможность - с него пытаются соскочить.

Банковский кризис в стране перманентен с 2008 года, когда вместо того, чтобы позволить обанкротится БТА, государство в него вошло. Это имело много негативных последствий.

Например, мы так и не научились понимать, что депозит – это финансовый инструмент, который позволяет зарабатывать, а значит, имеются риски и их следует разделять, но государство предпочитает их брать на себя, создавая фонды проблемных кредитов, страхования депозитов и прочие интенсивные методы поддержки.

Стоило однажды не вмешаться, сейчас бы не было Аблязова, который украл $6 млрд и теперь прикрывается политикой. Не было бы постоянных попыток минимизировать потери населения, хотя это не правильно. Вот сейчас дырки в балансе у двух крупных банков - огромные дырки, я вам скажу, но их пытаются скрыть.

Рассматривались разные варианты, судя по всему, остановились на самой незаметной для публики - обмен долгов на другие долги. Так, банк не возвращает деньги заемщикам, а переводит их в требования, которые возможно погасит когда-нибудь. Таким образом, баланс расчищается, а проблемы переносятся на далекое будущее, возможно, что деньги квазигоссектора превратятся в конечном итоге в пыль из обязательств. Так прячут дефолт.

Никаких рецептов по спасению банков не существуют. Они должны умирать, когда приходит время, списывая долги и тем самым обучая население искусству верных инвестиционных решений.

В конечно итоге нужно перестать отдавать деньги банкам, а перераспределять их среди населения. 10 триллионов, которые так или иначе потратили за последние несколько лет, правильно было бы направить на зарплаты бюджетников. Те сформировали бы спрос, запустили малый бизнес и начали процедуру накопления, вкладывая деньги в банки. Такой механизм более или менее рабочий.

Да страна выстроится в очередь ко всем банковским окошкам. У регулятора и без того достаточно информации о том, что происходит, и все, чем он сейчас озабочен, как не спровоцировать новую волну кризиса на пустом месте, без вызовов извне, ведь кризисы это отличный повод переложить вину с больной головы на здоровую и вытащить деньги из государства.

Что такое банк? Он берет деньги у одних и отдает их другим. Если он делает свою работу неэффективно, то отдавать будет не чего, а ведь он еще тратит деньги на поддержание жизнедеятельности, проедая далеко не только маржу. Что касается правды о себе, для этого стресс-тесты не нужны. Достаточно подойти к зеркалу некоторым сотрудникам и посмотреть в него. Все кризисы случились именно благодаря им.

Петр Своик, экономист, политолог: «А где казахстанские банки берут ресурсы для столь налаженной перекачки средств?»

Это еще ничего, если бы хитрые банкиры просто выманивали деньги у правительства, а робкий Нацбанк всего лишь не решался на стресс-тесты. Ситуация, на самом деле, много серьезнее, а в попытке адекватно оценить глубину проблемы нельзя не исходить из того, что ухудшение банковской ситуации в Казахстане происходит на фоне все более разрастающегося общемирового финансового, и не только, кризиса.

Так, одна за другой «сыплются» валюты целого ряда «развивающихся» экономик, включая не в пример нам большие и далеко не сырьевые. Да и сами США, стягивая на себя «молодые» деньги со всего мира, фактически отказываются от роли глобального финансового попечителя. Более того, президент Трамп, активно разрушая торговые связи и накладывая финансовые санкции, объективно ведет дело – и это явно неслучайный сбой или субъективное помрачение – к распаду мирового рынка на несколько валютно-расчетных блоков.

Особенность же именно нашего банковского кризиса как части глобального, в том, что Казахстан, с точки зрения последствий осуществленной в 1997-2001 годах «макростабилизации» и политики «полной конвертации национальной валюты» является образцовым, возможно – лучшим в мире – исполнителем канонов МВФ.

В чем именно – скажем ниже, а сейчас отметим, что именно благодаря этому наша банковская система всегда была витриной казахстанской экономической модели, отражающей и даже опережающей процессы, происходящие собственно в движителе такой модели – экспорте нефтяного и металлургического сырья. Так, в «тучные годы» казахстанские банки росли в два-три раза быстрее, чем даже поднимающиеся на росте мировых цен нефтедобытчики и металлурги, и имели в разы большие доходы. Ныне же, при том, что экспортно-сырьевая экономика особо не растет, но и не падает, витрина банковского процветания заранее покрывается разбегающимися трещинами.

Витринная аналогия годится и для прояснения реального положения банковской системы в экспортно-сырьевой модели казахстанской экономики – оно исключительно вторичное и вспомогательное, равно как и витрина лишь опосредовано отражает реальное содержание торгово-производственного процесса.

В классической экономической модели банки играют ту же жизнедеятельную роль, что и сердце в организме – они неустанно перекачивают сбережения граждан и хозяйствующих субъектов в производственные инвестиции. Что и обеспечивает расширенное воспроизводство, рост потребления и опережающе толкающий все это вперед рост денежной массы, обеспечиваемый национальным монетарным регулятором.

Иное дело в нашей внешне ориентированной модели, построенной на максимально удешевляемой добыче сырья на вывоз, с подводимыми под максимум же внешними поставками всего, обеспечивающего тот же сырьевой экспорт и какое-никакое обеспечение населения. В главном – экспортно-сырьевом - контуре такой модели кредитно-инвестиционная функция собственно казахстанских банков принципиально не требуется, ресурсы для развития, как и для текущей деятельности, сырьевые экспортеры получают по трем, идущим мимо местных кредитных учреждений каналам.

Во-первых, непосредственно за счет конвертации валютной выручки на местной бирже, замыкающим игроком на которой выступает Национальный банк – гарант вне банковского финансирования расширенного цикла вывоза сырья.

Во-вторых, это иностранные инвестиции, в основном идущие, само собой, на расширение того же сырьевого экспорта и связанных с этим секторами строительства и торговли.

В-третьих, это кредитование и инвестирование того же сырьевого экспорта, оформляемое через межфирменные заимствования: транснациональные материнские компании ссужают своим казахстанским «дочкам» многомиллиардные суммы, возвращаемые потом с крупным процентным доходом. Что не только позволяет обходиться без дорогих местных кредитов, но и великолепно «оптимизировать» налоговые отношения со страной пребывания.

Есть еще «в-четвертых» и «в-пятых» - это инвестирование за счет бюджета, по программам «Нурлы жол» и даже ФИИР – номинально ориентированных на повышение местного содержания, но фактически, - в значительной части, поддерживающих тех же сырьевых экспортеров.

Что же касается подлинной роли местных банков, то сырьевым экспортерам они нужны лишь как держатели их счетов – проводники создаваемых не ими кредитных и инвестиционных ресурсов. А в качестве собственно кредитных учреждений их приходится воспринимать не имеющему иной альтернативы населению, малому-среднему бизнесу, и, чуть-чуть, несырьевым секторам промышленности.

Статистическая иллюстрация на этот счет (здесь и далее все численные значения взяты с публичных сайтов Комитета по статистике и Национального банка). Начнем с численной демонстрации сугубо вторичной роли казахстанских банков в объективно самом главном для национальной экономики процессе – инвестировании в основной капитал.

За первое полугодие нынешнего года из 5491 млрд тенге таких инвестиций львиная доля – 3981 млрд (72,5%) – это собственные средства предприятий. Каковые, в основном, имеются только у сырьевых экспортеров, разумеется. Далее идут средства республиканского и местных бюджетов – 613 млрд (11,2%), небанковские (читай – те самые «дочки-матери») заимствования – 444 млрд (8,1%) и лишь немногим больше – 453 млрд (8,2%) это кредиты банков.

Вторая иллюстрация – насчет вторичной роли банков в кредитовании национальной экономики вообще.

По состоянию на первое июля 2018 года из общего объема кредитов в сумме 12951 млрд тенге на промышленность пришлось 1840 млрд (14,2%), строительство – 794 млрд (6,1%), транспорт и связь 703 млрд (5,4%), сельское хозяйство – 626 млрд (4,8%). А прочие почти 70% - это торговля, основанная, в основном, на импорте и непосредственно потребительское кредитование, тоже имеющее в основе импорт. То есть, казахстанские банки кредитуют, в основном, иностранного производителя – за счет средств потребителей Республики Казахстан.

Осталось уяснить, а где казахстанские банки берут ресурсы для такой налаженной перекачки средств от казахстанских потребителей к иностранным производителям – за счет внешних заимствований, разумеется. В этом смысле казахстанскими такие банки можно считать лишь по месту дислокации, составу владельцев и топ-менеджеров, тогда как фактически они – местные дистрибьюторы третьего-четвертого уровня иностранных банковских сетей.

Осталось добавить, что сама такая схема внешнего банковского обслуживания обеспечивается поддерживаемой Национальным банком двух-трехкратно повышенной базовой стоимостью денег собственно в Казахстане, что и обеспечивает коммерческую окупаемость иностранного фондирования казахстанских банков.

Формально, кратно повышенная против стоимости заимствований на внешних рынках ставка рефинансирования Национального банка (при отсутствии рефинансирования пригодными для кредитования длинными деньгами, как такого) объясняется необходимостью борьбы с инфляцией, что ловко закольцовывает причинно-следственные связи – ведь в сориентированной не на национального, а иностранного производителя и на внешнее финансирование экономике инфляция, действительно, повышена.

Теперь можно перейти и к объяснениям все больших трудностей в казахстанской банковской системе: модель объективно состарилась и вошла в стадию затухания. Суть в том, что движителем такой модели является активный экспорт сырья, перекрывающий любые импортные затраты.

Другими словами, правительство такой внешне эксплуатируемой территории (само вписанное в «вывозной» интерес), через принципиальное невмешательство в «свободно» складывающийся внешний платежный баланс, соглашается, что сырья из страны экспортируется на суммы, заведомо превышающие потребности, как в текущем потреблении, так и социально-экономическом развитии.

Вернее, это развитие сознательно ограничивается, с отсечением ситуативных валютных излишков в золотовалютные резервы Национального банка, а основного превышения – в запасы Национального фонда. Под тем откровенно демагогическим предлогом, что это «запасы будущих поколений», и имеющим некоторый смысл стремлением иметь валютную «подушку безопасности» на случай ухудшения внешнеэкономической конъюнктуры.

Так вот, в пору расцвета такой модели, когда с начала нулевых ежегодно росли как мировые цены на экспортируемые Казахстаном нефть, черные и цветные металлы, так и физические объемы их добычи и экспорта, Национальный банк – в такт постоянному профициту платежного баланса, скупая долларовые излишки, обменным образом эмитировал во внутреннюю экономику эквивалентные дополнительные массы национальной валюты. Которые, расходясь от сырьевых экспортеров по экономике, опосредовано доставались несырьевому бизнесу, населению и тем же банкам.

Банки же, объективно не имея возможности строить кредитный процесс только на депозитной основе, параллельно, - опираясь на высокий нефтяной рейтинг Казахстана, активно фондировались за границей, опережая в этом друг друга. Так, первый попавший под внешний дефолт БТА-банк до этого обогнал других конкурентов именно в этом - массированном, - до авантюрного, внешнем заимствовании.

Ныне же это все – в невосстановимом прошлом. Экономика Казахстана, сохранив арифметические объемы и даже некоторый рост в национальной валюте за счет ее двукратного обесценивания, в самом для такой модели главном, – внешнем долларовом выражении, топчется в параметрах десятилетней давности.

Так, по итогам 2017 года долларовый ВВП у нас только $169 млрд, тогда как в 2013 году уже было $237 млрд, ныне же мы где-то между 2010 и 2011 годами. Экспорт в 2017 году – $48,3 млрд – это ровно 2007 год, а импорт – $29,3 млрд, даже чуть меньше того же 2007 года.

Немудрено, что счет текущих операций платежного баланса все последние годы – устойчиво отрицателен. 2015 год дал на круг минус $5,1 млрд, 2016 – минус $8,9 млрд, 2017 – минус $5,4 млрд, а первая половина этого года завершена со значением минус $835 млн.

Резко увяла – после дефолтов 2009 года – способность банков к внешним заимствованиям. А поскольку установка на внешнее финансирование по-прежнему безальтернативна, на первый план выходят межфирменные займы казахстанских «дочек», а также постепенно увязает в долговых обязательствах и правительство.

Так, если в начале дефолтного 2009 года внешний долг Казахстана достиг «всего» $107,9 млрд, то на 1 апреля нынешнего года он успешно вырос до $166,6 млрд. Но при этом кардинально поменялась его структура: на начало 2009 года казахстанские банки и казахстанские «дочки» имели примерно равные и определяющие доли участия во внешнем долге – 37% и 36% соответственно, зато теперь доля банков усохла до несущественных 3,6%, тогда как направленные на прямые инвестиции межфирменные заимствования разбухли до 62,7%.

И это - финал: даже изначально вспомогательное место банков во внешне финансируемой модели занято, они окончательно вытеснены на обочину. Относительно устойчивы лишь особо близко расположенные к власти банки, имеющие привилегию держать государственные счета, счета госхолдингов, нацкомпаний, крупных экспортеров, а также участвовать в программах господдержки и госфинансирования. И то, государство вынуждено периодически закачивать даже в такие банки крупные суммы, во избежание обрушения всей системы.

Способы преодоления такого кризиса имеются, конечно. Начиная с исполнения прозвучавших уже в двух подряд президентских посланиях установок на то, чтобы Национальный банк помимо инфляции, отвечал бы и за экономический рост и поручений обеспечивать дешевое и доступное фондирование в тенге. Которые Нацбанк пока не замечает.

Одним из выходов могло бы стать и построение системы национального инвестирования и кредитования на основе собранных в ЕНПФ уже более 8 триллионов тенге.

В целом же системный выход из кризиса лежит, конечно, на путях замороженной пока евразийской валютной интеграции, нацеленной на создание общей базы инвестиционного развития. Но все это – уже отдельные темы.