Болонская конвенция и тестирование… Они как бы не взаимосвязаны и существуют автономно друг от друга, но воспринимаются нами как звенья одной цепи. У нас (да и на всей территории СНГ) их начали насаждать почти одновременно, как картошку при Екатерине Великой. На Украине они приживаются плохо, Беларусь держалась до последнего, но в прошлом году тоже сдалась на милость Болонского процесса. В России отношение к нему двойственное, там временами вспыхивают бунты. Например, ректор МГУ Виктор Садовничий решительно заявил: Россия, дабы не подвергать дальнейшему разрушению систему образования, должна выйти из Болонского процесса. А у нас? Насколько удачно эти образовательные новации прижились в Казахстане? Каковы их плюсы и минусы?
Молчание ягнят
Вообще, здесь нетрудно обнаружить полярные мнения. Например, доктор химических наук, профессор Зулхаир Мансуров был с самого начала категорически «за» внедрение Болонской конвенции в вузах Казахстана; а вот хирург-педиатр академик Камал Ормантаев изначально был категорически «против». Каждый из них в подтверждение своей позиции может привести железные аргументы. Но что об этом думают педагоги-практики – к примеру, доктора наук Аслан Жаксылыков (КазНУ им. аль-Фараби) и Вера Савельева (КазНПУ им. Абая)? Насколько эти новации способствуют обретению знаний и квалификации студентами? Не есть ли это очередная профанация, замешанная на реформах? Или, может быть, какая-то часть педагогов и профессуры безнадежно закоснела, оставшись во вчерашнем дне? Но тогда почему стремительно падает уровень школьного и вузовского образования? Злые языки утверждают, что при современных методах проверки знаний даже лошадь может окончить университет…
Но не будем впадать в крайности и выслушаем авторитетные мнения. К сожалению, получить ответы от вышеназванных педагогов не удалось. Время отпусков! Жаксылыков мчал на отдых к Алаколю, Савельева находилась под сенью Эйфелевой башни. Что ж, обратимся к их коллегам, опытным педагогам крупнейших вузов Алматы. Пусть они выскажут свое мнение.
И вот тут нас ждал полный облом. Никаких комментариев! И вообще: «Мы люди не публичные. Пусть наше мнение останется при нас». Лишь после клятвенного заверения соблюсти инкогнито интервьюируемых (ни малейшего намека на имена и фамилии!) они согласились на телефонное интервью. Но, нетрудно догадаться, ответы были крайне уклончивы. Ни «да», ни «нет» – ни «за», ни «против». Это походило на экзекуцию, как будто их силком пытались усадить в зубоврачебное кресло. Из туманных ответов выходило, что Болонская система ничуть не хуже той, что была еще при советской власти. Во-первых, она позволяет человеку, окончившему бакалавриат, магистратуру, а тем более обретшему статус PhD, интегрироваться в мировое пространство поверх границ. Во-вторых… и в-третьих… и… Ну не вытанцовывались у педагогов-практиков аргументы «за». А минусы – о них говорить себе дороже, поскольку, как невольно скаламбурил один из педагогов-лингвистов, «завкафедрой у нас верная и строгая «болонка», критики в адрес Болонского процесса не прощает».
И все же была одна негативная сторона этой новации, о которой каждый из них не мог не сказать, вопреки всем опасениям. Начиная с 2010 года, когда в казахстанских вузах наступила Болонская эра, преподавателей захлестнула бумажная канитель. Проверяющий чиновник из Минобра, а он теперь был как грозный посланец небес, как неодолимая форс-мажорная сила, требовал отчета за каждый сделанный «преподом» шаг, отчета подробного и сделанного в строгом соответствии со спущенными свыше циркулярами.
На каждую лекцию – развернутый план в 12 страниц. И ни строкою меньше! Вообще-то время, затраченное на эту тягомотину, на эту бесполезную писанину, можно было бы использовать по уму и продуктивнее. На общение со студентами, с коллегами, с собственным интеллектом, наконец! Но нет – пиши отчеты.
Удивительно, но, беседуя чуть позже с ветеранами педагогики, с теми, кто уже давно не опасается называть свое имя, кто может даже «сметь свое суждение иметь», для кого гнев начальства как прошлогодний гром, кому уже как бы не вменено в обязанность писать бескрайние отчеты, – так вот, даже они, ветераны, говорили с тревожным сочувствием о своих молодых коллегах, утонувших в бюрократической бумажной вьюге, что обрушилась на головы наши из италийской Болоньи.
И еще. У одной из интервьюируемых, дамы бывалой и многоопытной, просившей не называть ее имени, невольно вырвалось:
– Вам-то зачем все это надо? Зачем усложняете себе жизнь? Неужели думаете, что-то изменится? Это данность. Это надо принять как есть. И с этим жить.
Вот так вот. Семь лет назад встали по стойке «смирно», взяли под козырек, дали надеть на себя хомут (а был ли смысл возражать, была ли возможность сопротивляться?) и, не смея возразить, теперь тянут лямку из последних жил. Неровен час скажешь словечко против – с работы вышибут.
Пройдена ли точка невозврата?
Помнится, доктор филологии Виктор Бадиков (светлая память!) был резким противником тестов. И от обсуждаемой ученым сообществом проблемы, вступать ли в Болонский процесс, он невольно мрачнел, видно, заранее все просчитав и предвидя, куда оно вырулит. Быть может, мы и не затевали бы сегодня этот разговор, но в сетях появилось интервью с Вячеславом Ивановым, выдающимся лингвистом, академиком РАН и профессором Калифорнийского университета: «В России, – говорит он, – я очень болезненно реагирую на то, что во всех областях образование очень быстро разрушается. Всякое: и начальное, и среднее, и высшее. А ведь это была огромная заслуга – не скажу нашего государства, но всей совокупности интеллигентных людей, которые участвовали в создании нашей очень хорошей системы образования. И то, что мы сумели эту замечательно работающую систему потерять, конечно, очень быстро сказывается». И дальше мысль его подхвачена вопросом журналиста: «Вы можете объяснить, почему так происходит? Явно же никто не хочет ни школе, ни вузам плохого, включая даже министра образования…»
Опасные слова! Они провоцируют на размышления. Уже не о России – о родном Казахстане. Здесь тоже все желают школе и вузам добра. Но вот выступила в прошлом номере нашей газеты учитель русского языка и литературы Ирина Борисовна Айманова, и жутковато стало от того, что происходит в школе. И начинаешь искать первопричины. Что разрушает наше образование? Перебираешь на ощупь всю цепочку, каждое звено причин. И вдруг обжигает, занозит пальцы саднящее душу словосочетание «Болонский процесс». Нет-нет, это не единственная причина, но тем не менее – одна из причин. И хотел бы отмахнуться ото всего этого, но пока выходишь из Интернета, тебя наотмашь бьет такое вот откровение: «Я в шоке. Оказывается, ЕГЭ и тестирование были изобретены в США для того, чтобы контролировать образовательный уровень детей с отклонениями в развитии. Таким детям сложно формулировать устный ответ, и чтобы как-то оценить уровень качества работы учителя и ученика, были разработаны тесты. А мы, взяв за образец американское тестирование, превратили некогда лучшую в мире систему образования в примитивную «угадайку». И подпись: Зухра Бердигожина.
Мне удалось дозвониться до Мухамеджана Киреевича Исаева, замечательного лингвиста, доктора филологических наук, профессора, преподавателя Международного университета информационных технологий. Человек он очень основательный, и все неясные мне проблемы Болонского процесса разъяснил не просто как таблицу логарифмов, а как полную таблицу Брадиса. Через четверть часа я уже как бывалый магистрант ориентировался в образовательных кредитах – это совсем не то, о чем я думал вначале, и к финансам отношения не имеет. Тут речь идет скорее о почасовой загрузке студента и преподавателя. Возможно, формулировки наши не очень точны, да нам эта точность и ни к чему. Тут важно понять суть проблемы. Вот англичане долго не хотели вступать в Болонскую конвенцию, поскольку считали свою образовательную систему образцовой. Но потом, чтобы шагать в ногу со всей Европой, все же возложили на себя эти вериги. Мухамеджан Киреевич дважды побывал в Туманном Альбионе, перенимая опыт британских коллег, и с удивлением обнаружил, что там удельный вес почасовых кредитов много выше, там в результате преподаватель не так зажат и замордован как у нас. У нас же вузовские педагоги света белого не видят, сетует профессор Исаев. У каждого на работе – стол, компьютер, и педагог по восемь часов кряду пишет и пишет отчеты и планы, эти бумажные простыни для успокоения нервов и амбиций проверяющих чиновников из Минобра. А какая у нас была образовательная система, вдруг с тоскою произносит он. Но мы ее методически разрушали день ото дня, начиная с годов перестройки.
– Прошлое не вернешь. Мы ведь с таким усердием насаждали Болонское чудо, что точка невозврата, наверно, давно позади?
– Позвольте не согласиться с вами, – решительно возразил профессор. – Еще есть возможность многое откорректировать. В России поняли это и уже начали работу по корректировке…
…А нам удалось вопреки мертвому отпускному сезону дозвониться до Михаила Ефимовича Зельцера, одного из крупнейших наших эндокринологов. Он мгновенно понял суть проблемы и тотчас включился в ее обсуждение.
– Мы порой бездумно готовы копировать зарубежный опыт, – сказал он, – не принимая в расчет, что у нас другие реалии. И я с болью смотрю на молодых врачей, которые по уши погрязли сегодня в бумажных отчетах, тратя на них бесценное время, которое они могли бы уделять больному.
Тут не убавить, не прибавить. А мне вспоминается мудрый совет многоопытного вузовского педагога: примите все это как данность и спокойно живите дальше. Но как быть с этой бередящей болью наших ветеранов педагогики? А Вячеслав Иванов, этот умница, непревзойденный интеллектуал, как быть с его мнением? Ах да! Он большую часть времени проводит за рубежом, он привержен тамошним ценностям. Но тогда тем более он должен был бы подчеркнуть, что мы на правильном пути, что Запад, как всегда, нам поможет, что Болонская конвенция – палочка-выручалочка, что процесс этот, как опытная повитуха, выправит все перекосы, заставит младенчика идти не боком, а головкой вперед. Но отчего-то он об этом чудодейственном средстве глухо молчит. И как быть с мнением Виктора Садовничего, который уже годы и годы упорствует в своем неприятии Болонского чуда? Уж его-то, ректора МГУ, обвинить в ретроградстве язык не повернется. Выходит, мы попали в неплохую компанию?
У нас явное перепроизводство юристов и банковских работников. Может, это они испытывают острую необходимость в дипломах PhD, чтобы интегрироваться в зарубежье? Так там этого добра и без нас хватает. А что касается всех прочих специалистов, начиная с учителей, врачей, архитекторов, инженеров и т.д. и т.п., так ведь мы сами испытываем острую нехватку этих специалистов. Может, имеет все же смысл готовить кадры не для зарубежья, а для собственных нужд?
Автор текста далек от мысли, что истина в последней инстанции принадлежит ему и только ему. Но то, что мы уже наломали дровишек, вляпавшись в Болонскую конвенцию, не рассчитав заранее всех возможных последствий, становится все более очевидным с каждым днем. В России сейчас пытаются откорректировать ситуацию, вернуть хотя бы часть утраченного. Может, и впрямь Мухамеджан Киреевич Исаев прав, и мы еще не прошли точку невозврата? Быть может, успеем восстановить хоть что-то из порушенного?..
А что и как у них?
Болонский процесс. Россия, Европа, США
…Приватизация в сфере образования идет полным ходом. Но есть нюансы. Если говорить об американском рынке высшего образования, то, во-первых, в США есть иерархия вузов. Большинство из них дает достаточно низкий уровень образования, они-то и входят в Болонскую систему. Но существуют и элитные институты, дающие очень хорошее образование, в них простому человеку ход заказан. В России такого разделения нет, все вузы поддержали Болонский процесс, резко снизив качество образования. Во-вторых, все американские вузы – и частные, и государственные – встроены финансово в разведывательное военное сообщество. Это единая система, работающая на государственные интересы, на национальную безопасность.
Что касается Европы, то с присоединением к Болонскому процессу начался не характерный для нее процесс приватизации вузов, так как образование на протяжении столетий являлось государственной функцией, а не сферой услуг. Так же как и в США, в ЕС сохраняются вузы для элиты, не входящие в Болонскую систему, которые остаются действительно реально серьезными образовательными центрами. Большинство институтов дает образование для дешевой рабочей силы, для глобального рынка труда. В таком же виде эта Болонская система распространяется на наши вузы, за исключением того, что все институты России, даже военные, вошли в нее, снизив уровень образования и открыв все свои наработки Западу, его крупнейшим корпорациям. Надо отметить, что в условиях экономического кризиса европейцы очень заинтересованы в «торговле образованием». Недаром ЕС занимает первое место по торговле услугами. Поэтому они создают единый образовательный рынок, на котором смогут продавать услуги, в том числе российским абитуриентам, при этом «вытягивая» самых перспективных студентов и ученых к себе.
Поэтому, если мы хотим иметь высшую школу, которая будет готовить образованных людей, работающих на интересы государства, то Россия должна выходить из Болонской системы и заново отстраивать единую общеобразовательную политику в стране. Но нужно понимать, что она потребует и государственной экономики. Потому что государство знает, какие специалисты ему нужны и, соответственно, какой уровень образования должен этому соответствовать. У нас сегодня экономику определяют интересы крупного бизнеса, именно он и становится основным заказчиком в образовании. Поэтому проведение единой государственной политики им совершенно не нужно, они в этом не заинтересованы, более того, это входит в противоречие с их интересами.
