50 лет назад, 3 декабря 1967-го, южноафриканский кардиохирург Кристиан Барнард выполнил первую в мире операцию по пересадке человеческого сердца. С недавних пор это стало возможным и в Казахстане. В Национальном научном кардиохирургическом центре под руководством Юрия Пя на сегодня таким образом возвращены к жизни уже более шестидесяти человек. Первым пациентом, которому 8 августа 2012 года пересадили донорское сердце (оно принадлежало астанчанке Галине Воротниковой), стал костанаец Жанибек Успанов.
Трудный выбор
- Моя история, подозреваю, началась еще в детстве, которое проходило в деревне, - рассказывает Жанибек. - Зимы в Костанайской области, откуда я родом, суровые, а весной и осенью грязь по колено. Мы по полгода ходили в резиновых сапогах. Думаю, этот холод все-таки повлиял на мое здоровье: ангина была моей постоянной спутницей. Но в деревне не принято болеть неделями. Отлежишься, максимум, пару дней, пропотеешь - и идешь дальше.
Позже врачи скажут, что именно ангина спровоцировала такую серьезную сердечную болезнь, как дилатационная кардиомиопатия. Но я так думаю, что если бы не деревенская закалка, экологически чистые продукты и лесной воздух, то я, может быть, умер бы, не дожив до сегодняшних лет. А так - служил в армии, работал на тяжелых работах: трактористом, комбайнером, водителем грузовика. Потом серьезно заболел. Когда к 2006 году все имеющиеся в нашей стране методы лечения были уже испробованы, врачи заговорили о трансплантация сердца. В то время о таких операциях в Казахстане даже и разговоров не заходило. Поискал информацию в Интернете, узнал, что их делают только в самых развитых странах мира – в Израиле, Германии, США, Но увидев цены на саму операцию - от 200 до 250 тысяч долларов, тему трансплантации я для себя закрыл. Чтобы немного продлить жизнь, решил лечиться тем, что есть под рукой, выполнять назначения врачей и бережнее относиться к себе. Дожил так до 2009 года. В Астане на тот момент уже работал Национальный научный медицинский центр, где мне установили кардиостимулятор. Когда в 2012-м я приехал на очередное обследование, мне сказали, что улучшений нет. Посоветовали обратиться в только что открывшийся в столице Научный кардиохирургический центр, где делают операции по имплантации искусственного левого желудочка сердца. Эта дорогостоящая, но спасительная операция дает сердцу возможность отдохнуть, пока хозяин дожидается донора.
После обследования в этом центре мне назначили госпитализацию на начало августа. 7 августа, на пятый день пребывания там, медсестры вдруг забегали вокруг меня - стали забирать кровь на анализ. Ближе к вечеру пришли врачи, сказали, что есть возможность сделать первую в Центральной Азии и Казахстане операцию по пересадке сердца. Сообщили, что разрешение родственников донора – умершей от инсульта 46-летней женщины – уже получено, и теперь необходимо мое личное согласие на операцию. Я спросил: «А что, если откажусь?». Ответ прозвучал как приговор: мне давали полгода жизни. И все равно выбор оказался для меня тяжелым. В какой-то момент я даже рукой махнул: «Будь что будет! Доживу со своим сердцем». Но это длилось недолго, и опять нахлынуло желание схватиться за любую соломинку – лишь бы продлить жизнь, увидеть взросление своего еще не родившегося ребенка. Позвонил жене. Она тогда была на девятом месяце беременности. Услышав о пересадке сердца, супруга так напугалась, что ее испуг передался и нашей еще не родившейся дочке: малышка затаилась и до самых родов не шевелилась. До сих пор каюсь, что сделал тот звонок. Решение должно было оставаться за мной, не надо было никого впутывать, потому что при неудачном раскладе другой человек стал бы чувствовать за собой вину.
Видя, как я мучаюсь, врачи сказали, что у меня есть еще несколько часов на раздумья. 8 августа в 6 часов утра из Чехии прилетел консультант – профессор-кардиохирург. И сразу ко мне в палату. Я посмотрел на него, а он – будто на бал собрался. Особенно бросался в глаза галстук - яркая бабочка. Мне показалось, что на операцию, которую он считает, видимо, пустячной, именитый доктор заехал так, между делом. Не меняя костюмчик и не снимая свою красивую бабочку, постоит возле операционного стола и опять улетит к себе в Европу. Наши врачи тоже излучали спокойствие. Их настроение передалось мне, и я, наконец, дал согласие на пересадку сердца. Пока везли в операционную, полушутя-полувсерьез сказал, что мне ни в коем случае нельзя умирать, поскольку у меня на днях должен родиться ребенок.
Когда проснулся после наркоза, шум стоял на всю страну. За стеклянными перегородками моей палаты маячили целые делегации. Сейчас я уже привык к своему новому сердцу, а тогда ощущения были необычными. Прежний «мотор» еле стучал, тогда как этот бился как колокол - 80-90 ударов в минуту, а когда на меня начинала смотреть камера оператора с какого-нибудь телеканала, я боялся, что сердце выпрыгнет из горла.
Через пару недель познакомился с сыном моего донора – Галины Воротниковой.
Игорь, 20-летний паренек, может быть, сам того не понимая до конца, совершил подвиг. Давая разрешение на изъятие органов своей матери (помимо сердца, у Галины изъяли еще и почку для живущего на диализе парня), он просто сказал: «Чем они сгниют в земле, пусть лучше спасут чьи-то жизни».
История первой в Казахстане пересадки сердца никого не оставила равнодушным. После этого трансплантация органов в нашей стране стала бурно развиваться. Точнее, после моей операции года полтора было затишье. Потом динамика резко пошла вверх: 10 операций в год, 20, 30.
А для Игоря после смерти мамы настали нелегкие времена. На руках Вероника, сестра-школьница, сам он еще студент, живет у кого-то на квартире. Я ничем не мог ему помочь - у меня не было ни денег, ни ценных вещей, ни квартиры. В Костанае не было лаборатории, где можно было бы делать анализы. Приезжать на обследование в Астану нужно было на поезде, а это большой риск, потому что люди с пересаженными органами не имеют иммунитета: он сильно подавляется препаратами против отторжения чужого органа. Поэтому доктора настоятельно рекомендовали не уезжать из Астаны, и мне с семьей пришлось переехать сюда. Но постепенно все нормализовалось. А Игорь женился, совсем недавно у него родился сын. Мы с женой тоже решились на второго ребенка, нашему сыну уже полтора года, друзья помогли мне купить пусть небольшую, но свою квартиру в пригороде столицы.
…Я свято верю в принцип бумеранга: человек, совершивший благородный и добрый поступок, рано или поздно должен быть вознагражден. Сам я каждое утро и каждый вечер желаю Игорю и его семье только хорошего. Думаю, что все слова, пожелания и просьбы человека, которому помогли в критической ситуации, до адресата быстро доходят.
Надо жить!
- Люди, получившие второй шанс на жизнь, становятся, как правило, очень верующими. А вы?
- По моей версии, Всевышний все делает руками людей. В моем случае - врачей и тех, кто был со мною рядом после операции. Очень помогла мне разобраться в себе недавняя встреча с одним теологом. По его словам, в религии нет такого, чтобы что-то дать авансом, а потом отрабатывать молитвами. Всевышний, считает он, во-первых, дает то, что человек сильно хочет и просит. Во-вторых, просящий и сам должен что-то делать, чтобы получить желаемое. А я всегда хотел быть здоровым. Мне оставалось жить совсем чуть-чуть, но я не признавался, что сильно болен. И тот душевный труд и то волнение, которые я испытал, когда принимал решение идти или нет на пересадку сердца, - это и есть шаг навстречу.
- Чем вы сегодня занимаетесь?
- Работаю в кардиохирургическом центре администратором по работе с пациентами с тяжелой хронической сердечной недостаточностью. Пока они находятся в листе ожидания донора, провожу с ними беседы. Когда я подробно рассказываю о каких-то личных вещах и ощущениях, о которых доктор может и не знать, это действует на них вдохновляющее.
Реципиенты - это совсем молодая в нашей стране категория людей. Кроме врачей, нас мало кто понимает. Поэтому вместе с другими реципиентами я создал общественное объединение «Өмір тынысы», которое занимается вопросами социализации, реабилитации и взаимодействия с государственными органами.
В 2015 году я побывал на большом европейском симпозиуме «Спортивная активность после трансплантации». Узнав там, что занятия спортом помогают реципиентам не только поддерживать себя в хорошей физической форме, но и нейтрализовать побочное действие пожизненно прописанных препаратов, я решил, что нам тоже нужно пропагандировать спорт среди реципиентов, которым трансплантировали не только сердце, но и другие органы.
И мы стали активно продвигаться в этом направлении. В августе нынешнего года наша команда ездила в Испанию на Всемирные спортивные игры, в которых участвовали представители около 60 стран мира. Наша Гульмира Смаилова заняла там первое место по боулингу в своей возрастной категории. По возвращении домой, уже в сентябре, мы провели в Актау первые республиканские игры среди реципиентов и тех, кому предстоит операция. Последние не участвовали в соревнованиях, но мы хотели, чтобы они увидели, что жизнь после операции есть, и она лучше и ярче, чем до нее. Из этого города мы разъезжались как после казахского праздника сватовства (кудалык), где обычно с большой неохотой расстаются со вновь обретенными родственниками.
…То, чем занимается реципиент после пересадки органа – спортом или, допустим, подготовкой к полету в космос – все это идет в копилку популяризации трансплантации. Эти люди не потерялись где-то, не умерли. Они среди нас, они такие же, как все, - рожают детей, работают, радуются жизни… В первые годы есть некоторые ограничения по физическим нагрузкам, но потом под наблюдением врачей люди постепенно начинают ходить на фитнесс, в кардиозону, заниматься бегом, возвращаться к своей профессии.
Правда, сам я вряд ли теперь смогу работать трактористом или водителем большегрузной машины. Это не только моя проблема. В Германии, где я встречался с обществом реципиентов, мне рассказывали, что многие впадают в депрессию из-за потери профессии, которой посвятили долгие годы своей жизни.
Сейчас мы планируем создать большую спортивную ассоциацию на уровне паралимпийского движения с привлечением медицинских и научно-образовательных центров, где каждый реципиент мог бы заниматься продвижением своих проектов, переоучением и трудоустройством. Ведь, по большому счету, после того, как врачи сделали свое дело, он сам должен решать, как распорядиться вторым шансом на жизнь.
Наследие донора
- Это правда, что при трансплантации реципиенту передаются некоторые качества донора?
- Все зависит от того, насколько человек внушаем. Мы, деревенские, любим, когда все ясно и четко, без всяких там полутонов и мистики. Единственное, что я ощущаю в себе – огромное желание не существовать, а полноценно жить: работать, приносить пользу, больше времени проводить с семьей, путешествовать. А еще я стал более стрессоустойчивым и целеустремленным. Раньше от малейшего расстройства сердце у меня начинало ныть. На него, такое слабое, влияло все – перепады давления и даже настроения. И я, слушая его, много чего не сделал. Теперь, когда я, с одной стороны, очень бережно стал относиться к здоровью, а с другой – делать то, чего раньше не делал никогда, я задаюсь вопросом - что это? Позитивный настрой, передавшийся от прежней хозяйки, или просто ощущения, присущие любому человеку со здоровым сердцем?
- А с новым сердцем вы стали меньше белеть?
- Наоборот - больше. Чтобы не происходило отторжения, нам пожизненно прописали препараты, подавляющие иммунитет. Мы, реципиенты, можем заболеть даже от чьего-то чиха. Помогают только антибиотики, но там имеется эффект привыкания. Но что делать? Такова цена за жизнь. Надеемся, что скоро наука придумает препараты, которые подавляют иммунитет не полностью, а точечно.
- Люди в нашей стране легче стали идти на донорство после вашего случая?
- Динамика, конечно, прослеживается, но потребности еще не покрываются. К примеру, 80% случаев трансплантации почек - это родственные пересадки. Но лично я против этого. Забрать у здорового человека и пересадить больному – это крайняя мера. Получается, что вместо одного инвалида появляются два.
- Какой совет вы бы дали людям, получив второй шанс на жизнь?
- Беречь здоровье и относиться к жизни немного проще. Некоторые ведь жертвуют здоровьем ради какой-то карьеры или ради того, чтобы угодить другим, а настоящую жизнь оставляют на потом. Хотя никто не застрахован, к примеру, от того, что случилось со мной: обычная ангина привела к смертельной болезни сердца.
Только пройдя через трансплантацию, я понял цену жизни и времени. До 2012 года я никогда не брал отпуск, все работал и работал, у меня не было времени съездить даже в Алматы. Но к 38 годам, когда в моей жизни настал час Х, денег, как выяснилось, не заработал, а здоровье угробил. После операции я много что поменял в своей жизни. Понял, наконец, что время – это единственный ресурс, который не восстанавливается, поэтому его надо использовать по максимуму.
Тупое лежание на диване мое новое сердце воспринимает с горечью и с сожалением: ни себе удовольствия, ни людям. Я хочу, чтобы таких дней было меньше. Ну и, конечно, семья. Она дает стимул. Мне 43, а дети маленькие: дочке пять лет, а сыну – всего полтора года. Я не могу позволить себе расслабиться. После работы меня встречают мои дети. Мне надо с ними попрыгать, побеситься, наговориться…