"Артелью и батьку хорошо бить"

- Константин Львович, вы ведь не будете отрицать, что интегрироваться с соседями - это самая первая по важности внешнеполитическая задача?

- Тот факт, что "артелью и батьку хорошо бить", вряд ли кто возь­мет на себя смелость отрицать. Как, впрочем, трудно спорить и с тем, что в сегодняшних условиях сложившегося в ми­ре разделения труда и объективного сокращения природных ресурсов основной вектор развития должен быть направлен в сторону интеграции.

Региональная интеграция - это естественный и объективный процесс. В современном мире экономика не может ограничиваться пределами национальных границ или обычной куплей-продажей. Если заниматься серьезным производством, особенно инновационным, то необходимы не только большие рынки, но и сколь-нибудь значимый человеческий (научно-технический) потенциал.

Более того, трезвый взгляд на ситуацию в странах постсоветского пространства показывает, что, несмотря на 20 лет независимости, экономически большинство из них так и не стали независимыми. Если обратить внимание на те отрасли, которые формируют бюджет и несут основную социальную нагрузку, то, например, в Казахстане они преимущественно находятся в руках иностранцев. И добиться от этих иностранцев учета ими интересов государства порой бывает весьма затруднительно.

Наконец, как демонстрируют сегодняшние геополитические тенденции, время суверенных либо считающих себя таковыми государств-наций под­ходит к концу. Пришло время определиться со своими внешнеполитическими приоритетами. Продолжать "сидеть на нескольких стульях" одновременно, по-видимому, больше не получится.

- Тем не менее понимание этих истин отнюдь не делает интеграционный процесс успешным, что особенно заметно на пространстве Центральной Азии.

- Попыток интеграции стран Центральной Азии предпринималось достаточно много, но только часть из них была институализирована. Причем не всегда успешно.

Первая попытка была предпринята в январе 1994-го, когда Узбеки­стан и Казахстан подписали в Ташкенте договор о создании Единого экономического пространства (ЕЭП). В апреле того же года к ним присоединилась Киргизия. Организация получила название Центрально-Азиат­ский союз (ЦАС). В ее рамках предусматривались реализация совместных программ по углублению эко­номической интеграции, свободное перемещение товаров, услуг, капиталов, рабочей силы, а также согласование кредитно-расчетной, бюджетной, налоговой, ценовой, таможенной и валютной политики.

Структурно ЦАС напоминал Евросоюз с органами наднационального интегрирования. В 1995-м были созданы Государственный совет ЦАС, Совет министров иностранных дел и обороны. В период с 1994-го по 1996-й были разработаны и приняты 180 документов, имевших целью соз­дать правовую базу для интеграции. О серьезности намерений говорило то, что между государствами даже были подписаны соглашения об организации и формировании коллективного миротворческого батальона под эгидой ООН, об использовании топливно-энергетических и водных ресурсов, о строительстве и эксплуатации газопроводов центрально-азиатского региона.

В марте 1998-го к ЦАС присоединился Таджикистан. А 17 июля того же года на саммите в Чолпон-Ате было изменено название интеграционного объе­динения. ЦАС стал именоваться ЦАЭС - Центрально-Азиатское экономическое сообщество. Сути это не меняло, но говорило о том, что лидеры государств региона увидели бесперспективность намеченных ранее глобальных проектов сотрудничества и решили ограничиться экономикой.

Все, кроме политики

- Но ведь и в плане экономической интеграции, за исключением подписания множества соглашений, практически ничего не получилось?

- Даже, напротив, наблюдалось размежевание государств, росли взаимные подозрения между ними, имели место борьба за лидерство, постоянные споры по поводу использования водных ресурсов. Апофеозом стали минные поля на границах Узбекистана с Киргизией и Таджикистаном, а также регулярные инциденты с применением автоматического оружия на казахстанско-узбекской границе.

О недееспособности ЦАЭС говорит и тот факт, что первый саммит глав государств, входящих в это объединение, состоялся лишь в январе 2001-го. А в конце того же года в Ташкенте президентами четырех республик было принято решение о преобразовании ЦАЭС в ЦАС - Центрально-Азиатское сотрудничество. Кстати говоря, уже тогда Ислам Каримов, понимая, что ни о какой реальной интеграции не может быть и речи, предлагал переформатировать ЦАЭС в Центрально-Азиатский экономический форум. То есть фактически превратить объединение в своего рода клуб по интересам, чем-то напоминающий "говорильню" экономического форума в Давосе.

- ЦАС просуществовало всего два месяца...

- 28 февраля 2002-го в Алматы главы четырех государств подписали Договор об учреждении Организации центрально-азиатского сотрудничества (ОЦАС). Поско­ль­ку она возникла на месте ЦАЭС и предусматривала полную ликвидацию последней, то даже смена названия говорила о многом. Во-первых, слово "сообщество" было заменено невнятным "сотрудничеством" - термином, присутствующим в названиях предельно сво­бодных структур АТЭС или ОЭС, в которых принимаемые решения не являются обязательными для исполнения. Кроме того, из названия исчезло слово "экономический". Таким образом, фиксировалось, что, во-первых, интеграционный проект провалился, во-вторых, что провалился он в экономической сфере. Фактически фиксировалось, что конечная цель ЦАЭС -   создание общего рынка товаров, услуг и капиталов - остается недостижимо далекой.

Дальнейшая история самостоятельной интеграции государств Центральной Азии - это история дискредитации самой идеи интеграции. В 2004-м к ОЦАС присоединилась Россия. А уже 6 октября следующего года на саммите в Санкт-Петербурге было принято решение "О дальнейшем развитии интеграционных процессов на евразийском пространстве", которое предусматривало интеграцию ОЦАС в ЕврАзЭС. Узбекистан тут же подал заявку на вступление в ЕврАз­ЭС. 25 января 2006-го в Минске был подписан Протокол об интеграции ОЦАС в Евр­АзЭС. После того, как узбекский парламент ратифицировал этот протокол, ОЦАС перестала существовать.

- И все, на этом попытки закончились?

- Нет, почему же. В начале 2007-го Нурсултан Назарбаев попытался реанимировать идею региональной интеграции. В Послании народу Казахстана он озвучил идею создания Союза центрально-азиатских государств Казахстана, Узбекистана, Таджикистана, Кыргызстана и Туркмении. Речь шла об образовании единого экономического пространства со свободным движением товаров, людей и капиталов. Целями союза объявлялись "обеспечение безопасности, экономический рост, политическая стабильность и процветание региона".

Но хотя в дальнейшем в переговорах с лидерами государств региона казахстанский лидер использовал в основном экономическую риторику, даже в таком виде эта идея не получила поддерж­ки у его коллег, за исключением Курманбека Бакиева. Довольно прямолинейно свою позицию обозначил Ислам Каримов: "Для Узбеки­стана эта инициатива неприемлема. Заявляю это раз и навсегда, с тем чтобы не было никаких спекуляций. Чтобы создавать такие союзы, необходимо, чтобы уровень экономического и социального развития стран был сопоставим. К сожалению, у нас еще есть много вопросов, поэтому говорить о каком-то сою­зе преждевременно". И добавил: "Мы это уже проходили". То есть напомнил о том, что подобный союз уже создавался, причем не раз.

С упразднением ЦАС и выходом Узбекистана из ЕврАзЭС общих многосторонних механизмов сотрудничества собственно стран Центральной Азии не существует. Основным форматом их взаимодействия между собой являются двусторонние отношения, где присутствует весь спектр отношений различного уровня: от соглашений по отдельным частным вопросам до союзных договоров, как, например, между Казахстаном и Киргизией. И кроме того внутриазиатское взаимодействие частично поддерживается в рамках более широких объединений, таких как СНГ или ШОС.

Интерес у нас один. Но он - разный

- Но почему интеграционный проект в Центральной Азии закончился крахом, а попытка его реанимации так ни к чему и не привела? Если взглянуть на проблематику системно?

- Причин тому, думаю, несколько.

Во-первых, Центральная Азия не является единым регионом и не осознается входящими в нее странами как единый регион. Показательно, что в советские времена он назывался иначе -   "Средняя Азия и Казахстан", что само по себе означало его деление как минимум на две неод­нородные части.

Вряд ли следует абсолютизировать этно- и социокультурную гомогенность региона. Недаром при строительстве национальных государств одни напоминают о "кочевой демократии", а дру­гие   о развитой городской культуре. Тюркская доминанта иногда воспринимается как потенциальная угроза со стороны ираноязычных таджиков. Отсутствует и религиозная идентичность, несмотря на доминирование ислама ханафитского масхаба. В последнее время все большее развитие получают суфизм и тенгрианство.

Во-вторых, с точки зрения мотивации к созданию механизмов многостороннего сотрудничества в Центральной Азии это означает, что нет ни одной проблемы и ни одной причины, которая бы послужила достаточным основанием для того, чтобы сформировать региональное видение. Проблемы, которые представляются в виде общерегиональных, на самом деле не являются таковыми.

Еще в меньшей степени можно говорить об общих экономических интересах. В силу приблизительно общей структуры хозяйства в странах Центральной Азии и отсутствия техно­ло­гической специализации они являются не партнерами, а конкурентами.

В-третьих, существуют неразрешимые межгосударственные противоречия и конфликты (проблема границ, этнические анклавы, проблема распределения и регулирования водных ресурсов, таможенные барьеры и т.д.), усиленные политизацией этничности, наблюдаемой в настоящее время.

В-четвертых, сказывается национальный эгоизм политической и бизнес-элит, которые, по справедливому замечанию Алексея Малашенко, "часто отождествляют свои собственные политические и коммерческие интересы с национальными". Именно по этой причине политические элиты стран Центральной Азии не заинтересованы в наднациональных стру­к­турах, которым будут переданы функции контроля. А без создания наднациональных структур никакая интеграция невозможна.

В-пятых, государства ЦА находятся на разных уровнях социально-экономического и политического развития, а отсюда - разная степень интереса к интеграционным процессам в регионе.

Наконец, шестой фактор - отсутствие заинтересованности в центрально-азиатской самостоятельной интеграции у внешних сил. То, что мы наблюдаем в регионе, - это попытка внешних сил вовлечь ту или иную страну ЦА в сферу своего влияния. Отсюда - стремление лидеров государств региона поиграть на противоречиях между глобальными игроками, желание "сосать несколько маток одновременно" и наблюдаемые постоянные "метания" от одной стороны к другой.

Это не только увеличивает степень недоверия к политическим элитам государств региона, но и делает весьма проблематичной интеграцию в более широком формате.

- То есть о многостороннем сотрудничестве в формате Центральной Азии серьезно говорить не приходится вовсе?

- Нет, сказанное не означает, что государства ЦА не могут быть интегрированы в состав различных более широких структур, куда, кроме них, входили бы другие страны, прежде всего Россия.

Относительно успешными на сегодняшний день являются несколько таких интеграционных объединений: СНГ, ОДКБ, ЕврАзЭС и ШОС. О трех других стру­ктурах - Организация исламского сотрудничества, Организация экономического сотрудничества и Совет сотрудничества тюркоязычных стран - я говорить не буду. Во-первых, они не играют сколь-нибудь значимой роли для Центральной Азии. Во-вторых, это главным образом дискуссионные площадки, а принимаемые на них решения необязательны для исполнения. Хотя нужно честно признать, что этой же болезнью страдают и другие интеграционные структуры, созданные на постсоветском пространстве.

Роберт

БЕРНОВСКИЙ