Бахыт Каирбеков и Александр Головинский сняли фильм об одном из создателей Международного Казахского ПЕН-клуба, номинанте Нобелевской премии Морисе Симашко (1924-2000). Всех, кому посчастливилось знать этого человека, поражали и его уникальный писательский дар, и его умение делать зримыми реалии далеких веков, приближать их вплотную к эпохе, свидетелями и сотворцами которой являемся мы.
Нас поражала его интеллектуальная отвага, он не отводил глаза в сторону от мерзостей духовной жизни, которые нам навязывали в качестве неукоснительных идеологем. И эта его отвага будоражила совесть мыслящего человека, пробуждала дремлющие зачатки гражданственных чувств и побуждала ощущать ответственность каждого за все происходящее в мире. А сверх того, он был редкостным жизнелюбом и умел заражать жизнелюбием окружающих.
Вообще-то, фильм снял кинорежиссер Александр Головинский, ему принадлежит пальма первенства в этом, как нынче говорят, проекте. Он долгие годы вынашивал замысел, сумел в наше непростое время раздобыть на съемки фильма деньги и сделал все возможное, чтобы фильм стал реальностью. Но мы не случайно рядом с Головинским ставим имя поэта Бахыта Каирбекова.
Он выступил здесь в несколько необычной для себя роли: он не просто ведущий киноповествования, он alter ego героя фильма. Сказано об этом без всяких там ухищрений чуть ли не с первых кадров: "В этом фильме я буду говорить от имени своего старшего друга Мориса Давидовича Симашко. А последняя его книга "Четвертый Рим" поведет нас в путешествие по его жизни".
Портретного сходства, естественно, никакого, да оно и не требовалось в данном случае. Тут первостепенным было созвучие душ, а оно обнаружилось с первых же слов, произнесенных с экрана. Сама интонация, раздумчиво-уважительная, не вызвала ни малейшего отторжения. Напротив, заставила нас поверить ведущему и с готовностью следовать за ним.
Странное дело! Фильм длится почти час. Ведущий увлекает нас за собой, не форсируя голос, а все также неспешно, как это было в первых кадрах, почти монотонно, однако же прозорливо вникая в каждое слово. Он ведет свой скрупулезный рассказ об одном из самобытнейших писателей, явившихся к нам на изломе времен.
Учтем при этом: фильм хотя и не документальный, а художественный, но не игровой, игровых моментов, которые служат обычно манком для зрителя, не обнаружено. Однако на протяжении часа, что длится кинокартина, интерес к ней не ослабевает ни на мгновение. И в этом заслуга ведущего, но в этом и заслуга режиссера, сумевшего разглядеть, почуять, вызвать к жизни то уникальное человеческое обаяние, о котором, пожалуй, не знал и сам сотоварищ по киноцеху Бахыт Каирбеков, кстати, тоже опытный сценарист и режиссер, снявший десятки фильмов о неповторимом облике Казахстана, о ритуалах и верованиях кочевников.
Причем фильмы эти запоминаются трепетной поэтичностью, неповторимостью авторской интонации, акварельным колоритом, где визуальный ряд органично сочетается со стихотворной строкой. Быть может, здесь корни того почти колдовского начала, которое сопутствует просмотру фильма "Миры Мориса Симашко".
Опять же едва ли можно упрекнуть Симашко в стилистической гастрономии, в метафорических и прочих изысках. Да и читает Каирбеков тексты Симашко без аффектации, без пережима, обыденно и просто. Но историзм Симашко столь убедителен и глубок, а слово столь плотно насыщено энергетикой, что читатель, слушатель, зритель погружен всей сутью своей в миры, созданные Морисом Симашко.
Миры, которые, казалось бы, ушли в далекое прошлое, но вдруг обнаруживают обжигающее созвучие с днем нынешним. Писатель как бы вычислил движение времени по спирали, извечный круговорот подвижек социума в его кафкианском, почти абсурдистском стремлении к губительному самоповтору: "Древо познания добра и зла плодоносило. Попытки мичуринцев всех времен и народов выращивать лишь сладкие плоды оставляли в истории горькую оскомину. Особые пути всегда отвергались временем. Все было и есть неизменно. Неизменно…" Симашко предупреждает: законы истории незыблемы опять-таки для всех времен и народов, и когда над ней совершают насилие, повторяются одни и те же сюжеты.
Если отвлечься от фигуры Симашко, от исторических параллелей в его книгах, что стегают сознание читателя как плеть, то это фильм о писательском труде. О мироощущении, которое писатель мучительным методом проб и ошибок открывает для себя и делает это мироощущение всеобщим достоянием. Если отвлечься от фигуры Симашко… Но сделать это невозможно. Не только его книги, его творчество - сама жизнь Мориса Давидовича вызывают жгучий интерес.
И Бахыт Каирбеков, оставляя неспешные следы на барханах Туркмении, где разворачивалось некогда действо исторических новелл, повестей и романа Мориса Симашко, с готовностью идет нам навстречу, помогая понять, какими непростыми путями шла душа писателя, вынашивая замыслы книг. Фильм интересен еще и тем, что в нем происходит как бы визуализация мысли. И всем существом своим ты ощущаешь, как под воздействием кинокартины и твоя мысль (именно твоя!) пытается обрести (и обретает!) доселе неведомые тебе истины.
Монологи Бахыта, его раздумья о судьбе эпох и народов есть душа этого фильма и, как ни странно, движитель сюжета.
Естественно, автором раздумий является Морис Симашко. Но ведь не менее важны для фильма и те редкие вкрапления текста, что произносит сам режиссер, Александр Головинский. Текст, казалось бы, сугубо служебный, необходимый, чтобы перейти от монолога к скупым пояснениям биографии писателя. Но эти редкие вкрапления крайне значимы, они сообщают динамику фильму, являясь сюжетообразующими узлами…
Он научился считывать гул иных времен и мысли своих героев. При всем при том Морис Симашко был человеком открытого темперамента и открытой души. Ему был необходим диалог с близкими по духу людьми. И люди эти возникают по ходу действия фильма. Люди очень разные, но роднит их всех напряженная работа интеллекта и совести. Мудрец Герольд Бельгер, Леонид Гирш - танкист, настоящий полковник, ближайший друг Мориса; стараниями Леонида Юзефовича увидела свет книга "Четвертый Рим".
Светлана Ананьева - она защитила докторскую по творчеству Симашко. Драматург Калтай Мухамеджанов, прозаик Давид Маркиш, поэт и романист Амантай Ахетов, критик Сергей Багоцкий, кинокритик Олег Борецкий, член-корреспондент НАН РК Уалихан Калижанов…
Есть в фильме момент, когда Бахыт Каирбеков вдруг как бы прерывает исповедальный монолог Мориса Симашко и говорит от имени номада, от собственного имени.
- В 1999 году Нобелевскую премию в области литературы присуждают немецкому писателю Гюнтеру Грассу, - говорит он. - Его оппонентом-соискателем был не кто иной, как Морис Симашко. Но не это самое главное. Самое удивительное то, что его рекомендовали в нобелеаты казахи. Еврея, пишущего в Казахстане на русском языке. Это, с одной стороны, удивительно, а с другой - вполне естественно.
А потому от самого этого стояния Бахыта у могилы Симашко невольно бегут мурашки по коже. А Бахыт вдруг разворачивается и уходит. Ему озадаченно смотрят вслед. Он идет меж могил, мы видим его слегка сутулую спину, а его закадровый голос объясняет нам:
- Оставил я свое "я" там, в Казахстане, в Азии. Там остались зримые и видимые только мне призраки. Тысячи призраков из моих книг. Они уже послужили мне на славу, теперь им служить людям. Дай Бог, много лет, многим людям, что хотят знать историю и не повторять своих вечных ошибок. А я… я пойду дальше. Ведь нет края у человека ищущего, это я понял за свою короткую длинную жизнь. И нет смерти. Есть усталость тела. И перемена. И вечное движение.
Он отошел в сторону и неподалеку устало сел на травянистый взгорок.
И тут последний комментарий вновь дает режиссер фильма:
- Он подустал. Тут, на Земле. Просто присел на траву в этом чудесном курортном местечке Бат-Ям, где ему стало ужасно скучно. Замер. И ушел. А там, куда он ушел, ему, возможно, предстоят новые романы, еще увлекательнее прежних…
На каменном парапете набережной лежит его последняя книга. И вольный ветер листает ее страницы.
- Мне бы хотелось особо сказать о сценаристе Сергее Русакове, бывшем алматинце, а ныне москвиче, - говорит Александр Головинский. - Он проделал огромную работу, раз десять правил и переписывал сценарий, отбиваясь от моих замечаний и претензий. Я очень большой придира, и хотя мы с ним оба опирались на эссе Мориса Симашко "Четвертый Рим", ему стоило большого труда (на это ушел почти год!), чтобы я принял его работу, которую, кстати, солидно подсократил во время съемок.
А увидели мы этот фильм глазами талантливого оператора Сергея Косманёва, с которым я работаю уже пять лет и с которым мы сняли "Трагедию триумфатора" о Мухтаре Ауэзове, "Великое безумие пчел" о Нурпеисове и "Миры Мориса Симашко"... И о Бахыте Каирбекове. Пригласить его на роль ведущего мне предложила мой постоянный редактор и моя жена Евгения Головинская. "Что ты размышляешь? - сказала она мне. - Зовем Бахыта. Он именно тот человек, кто сможет говорить в фильме от имени Мориса. Тем более что именно Морис давал Бахыту рекомендацию в Союз писателей". И она, как всегда, оказалась права…
…Фильм цельный, фильм талантливый. Фильм, побуждающий к напряженной интеллектуальной работе. Смотришь его, и возникает неодолимое желание перечитать книгу Симашко. Или всенепременно прочитать ее, если она не читана. И вот что озадачивает: хочется вновь и вновь смотреть это кино, открывая для себя всё новые и новые подробности.
