Сатимжану Санбаеву - 70 лет
Санбаев Сатимжан Камзаулы - известный казахский прозаик, драматург, публицист, переводчик и киноактер. Родился 16 сентября 1939 года в поселке Макат Атырауской области в семье учителя казахского языка и литературы Хамзы Санбаева.
Литература
Жажда мифов и откровений
Сатимжану Санбаеву - 70 лет
Санбаев Сатимжан Камзаулы - известный казахский прозаик, драматург, публицист, переводчик и киноактер. Родился 16 сентября 1939 года в поселке Макат Атырауской области в семье учителя казахского языка и литературы Хамзы Санбаева.
Сатимжан Санбаев не только крупный писатель, но и ведущий деятель литературного общественного процесса. В свое время он возглавлял редакцию республиканского издательства «Жазушы», отдел взаимосвязи литератур Союза писателей Казахстана, работал главным редактором национальной компании «Казахфильм» им. Ш.Айманова.
Является автором более десяти популярных сборников рассказов, повестей и романов, изданных более чем в 30 странах мира. Он также автор пьесы «Флакон одеколона», поставленной Казахским Государственным академическим театром драмы им. М.О.Ауэзова, сценариев художественных фильмов «Там, где горы белые» («Белая аруана»), «Дом у Соленого озера» и ряда документальных фильмов.
Им переведены на русский язык произведения классиков казахской литературы - Абая Кунанбаева, Мухтара Ауэзова, Абу Сарсенбаева, Сапаргали Бегалина, Калихана Искакова и др., а также тексты кинофильмов «Алые маки Иссык-Куля» и «Кыз-Жибек», пьесы Шоты Валиханова «Юность Чокана», Дулата Исабекова «Встреча» и «Белая Лебедь-Жибек».
Обладая магнетизмом истинно творческой личности, Сатимжан Санбаев снялся в главных ролях в фильмах «Дорога в 1000 верст» (комиссар Алиби Джангильдин), «Необычный день» (ученый Алтай Курманов), «Легендарный Чокан» (Чокан Валиханов и султан Тезек-Торе), «Батыр Баян» (хан Аблай).
18 сентября в Национальной библиотеке южной столицы пройдет научно-практическая конференция, посвященная творчеству Сатимжана Санбаева.
Виктор Бадиков. Правдивый голос Сатимжана
От «Белой аруаны» до «Медного колосса»
Мне довелось готовить для Казахской энциклопедии материал о Сатимжане Санбаеве, и я довольно внимательно перечитал его советскую прозу - начиная с блестящей, гениальной «Белой аруаны» и заканчивая трилогией «Времена года нашей жизни».
В этом ряду роман «Медный колосс» был для меня совершенно новым произведением, в особом плане характеризующим творческую манеру автора. С одной стороны, оно как бы реликтовое, поскольку написано 20 лет назад и содержит в себе взгляд автора на свою действительность, на свою историю. Реликтовое в хорошем смысле слова, потому что, читая этот, по сути, лироэпический роман, мы попадаем в очень сложный, противоречивый, порой трагический мир и слышим его современника. Голос правдивый, по возможности объективный и в то же время соответствующий социальному заказу эпохи. Не официальному идеологическому заказу, а историческому заказу той эпохи. Более того, мы сталкиваемся с очень важным экспериментом в казахской литературе, потому что отчасти скомпрометированный в 30-е годы жанр производственного романа, на мой взгляд, никто не затрагивал. Сатимжан действительно почувствовал тот энтузиазм и то новое веяние времени, которое было связано с индустриализацией Казахстана. Это было, конечно, великолепно и необходимо, но это было и очень тяжело, потому что ломалась ментальность, ломались традиция и культура векового уклада. И этот разлом, надлом подспудно ощущается во всех произведениях Санбаева.
Таким образом, «Медный колосс» - не просто технический, производственный роман в смысле темпов, кадров, машин и оборудования. Это, прежде всего, роман-познание человека в труде того времени. Труде великом, перспективном и в то же время неожиданном и усложненном.
Это историческая книга. Да, историческая, потому что эпоха, которую затрагивает автор, - годы страшные, и то, что сказано о них, исторически объективно. Писать об этом времени тогда, в советский период, было сложно, и я с нетерпением ждал, когда же, наконец, появится этот пласт той жуткой действительности. Он появился, и я, наконец, услышал разговор о том, как строилось, жилось и выживалось тогда, когда людей трясла лихорадка непредсказуемости в смысле завтрашнего дня. Убийство Кирова, смерть Серго Орджоникидзе, всякого рода инсинуации, совершенно беспочвенные обвинения… Автор не просто вынул для нас из своего стола давно написанную, залежавшуюся вещь - он предложил нам прочитанное сегодня с точки зрения исторической ретроспективы произведение.
Интересно мне и то, что «Медный колосс» - это скрытая художественная биография Динмухамеда Ахмедовича Кунаева. Попытка понимания, исследования и художественного анализа исторической личности. Человека, который стал таковым на глазах у всех и сделал многое для того, чтобы по возможности уберечь Казахстан от колонизации, репрессий и, наконец, от обыкновенного явления псевдометаморфозы, когда народ, забывая о своих духовных, культурных и бытийных началах, становится манкуртизированным народом. Думаю, что благодаря этому дилогия будет прочитана и в наше время как произведение безусловно актуальное.
И, наконец, в отношении художественной стороны. Несмотря на «давний возраст», роман воспринимается свежо. Он подкупает литературным мастерством, художественной памятью в изображении сложной, противоречивой, жестокой эпохи и прозорливостью автора. Сатимжан Санбаев пишет не только о технизации становящейся на ноги страны. Он, как мне кажется, по аналогии с Андреем Платоновым показывает не машину рядом с человеком или человека рядом с машиной. Он выявляет его внутреннее самоощущение, обнаруживая вещество жизни, которое двигало самыми разными людьми так, что мы оказались сегодня не в том, социалистическом, а в современном нам суверенном Казахстане.
Мурат Ауэзов правильно сказал, что эту книгу надо читать, настроившись. Да она и сама как бы настраивает нас, потому что не является только лишь иллюстрацией эпохи. Роман несет в себе очень возвышенную, глубинную мысль художника о времени и его благостных переменах.
2007 г.
Дюсенбек Накипов. Белая аруана Санбаева
Мое слово - о писателе Сатимжане Санбаеве и его главной книге "Белая аруана" …Все еще летит она в мареве полуденного зноя над солончаками Атырау и каменистой землей Мангистау, вдоль древних мазаров, - ничто не может удержать этот прекрасный бег. Свобода и чувство родины - это главный инстинкт аруаны, во имя которого она готова погибнуть. И поныне живет эта книга и Белая аруана, как лучшая метафора нашего национального сознания и литературы.
Хорошую прозу не цитируют. О ней помнят, ее пересказывают для себя, для друзей. Я до сих пор удивляюсь невероятному сюжету "Белой аруаны". Человек пришел с войны с жуткой раной. Постыдной для слуха. Он не может больше иметь детей. Тема сакральная, почти кощунственная для традиционного казахского сознания. Но это и знаковая тема: она как нельзя более важна для сегодняшних дней. Это книга о воспроизводстве души. Она - душа - важнее чисто биологического воспроизводства по принципу: человек человеку подобен. Дело Бога Сатимжан поручил своему герою. И, что удивительно, это получилось у героя и у писателя. Как? Это тайна художника, но душа человеческая живет в этой небольшой по объему книге с такой силой, что заставляет мир меняться и жить по ее высокому закону.
Вот уже сорок лет в тридцати странах читают этот шедевр. Пастернаковский "мохнатый лебедь каменного века" обрел для мирового читателя санбаевский образ свободы на фоне библейского пейзажа казахской земли. Законы "железного занавеса" здесь не срабатывали. Движение литературы нельзя было прервать волей бдительного цензора. О, как мы хотели, чтобы аруана ушла от погони! И ей это удалось. Может быть, это мы передали ей свое сокровенное желание как завет, ведь в те годы литература была частью нашей жизни. Духовной реальностью. И мы помогли читая. Аруана шагнула в вечность, став явлением мировой прозы.
С самим Сатимжаном Санбаевым я познакомился через десять лет после прочтения его книги. В моей потной балетной жизни были радостные мгновения "принятия душа". Это была литература. Читаешь, отмываешься от схоластики "pas", от танцев сильфид и принцев. Так случилось, что я, как и многие казахи-космополиты 1960-70-х годов, считал настоящей литературой только русскую и западную. Своя, каюсь, казалась вторичной. Этакий сноб в трико среди жухлой травы родных степей! И вот прочел Олжаса, Чингиза, Сатимжана. Осенило. Рядом стояли книги Маркеса, Булгакова, Бродского. Теперь все в первом ряду - на равных. Танцевать стало легче, но жить - тяжелее, потому что надо было думать о реальной жизни на сцене социализма. О реальности, что была мертвее мифов, об истории, которая стала живее программы "Время". Если это благодарность, то я приношу ее Сатимжану.
Семидесятые. Кафе "Каламгер", "остров" демократии, "остров" писателей. Бар, кофе, коньяк, разговоры. И очень много литературы. Вернее, духа литературы. В сумерках уходящего соцбыта хорошо было поговорить при свечах. Сатимжан умел говорить. Многое из сказанного им тогда свершилось на наших глазах.
Декабрь 1986-го... Молодые люди ринулись за первым зовом разрешенной свободы слова. Безоглядно. По зову первородного инстинкта свободы. Как Белая аруана. Произошла реинкарнация книги, повторение в границах площади сюжета санбаевской повести. Но гибли уже люди. Может быть, тогда я начал мысленно писать своеобразный цикл под названием "Сатимжан говорит...":
Мумии хотят быть живыми...
Муфтии молятся в месте падения
Каабы;
Кто возвратит нам крепкие жилы,
чтобы судьба не стала
междометием - "Как бы..."
И еще - мы не смеем писать
без печали,
Нам плакать нельзя у могил
юных предков;
Как Ной, мы сегодня куда-то
отчалим,
А парусом нам будет
старое кредо -
Плыть от отчаяния,
не зная причала.
Берег отсчета - красный снег
декабря.
Кто с нами на борт корабля?
Но помните:
Мумии хотят быть живыми.
После декабря писатели продолжали говорить. Уже не о литературе. Олжас, Сатимжан, Саин, Мурат. Потом был февраль 1989-го. Невада - Семипалатинск. Два слова стали символом рождения демократии. И мы поплыли от литературы к действию, не заметив при этом, как тихо наплывало затмение социальной эйфории. Мы плыли к той самой вожделенной свободе. А вокруг шумел первозданный рынок. Пришла жизнь без правил. Исчезли из обихода книги, главным стало иное - дензнаки. Теперь говорили многие, стоя в очереди у микрофонов. Сатимжан молчал.
Весна 1993-го. Наводнение в Атырауской области. За телеакцией "Атырау плюс весь Казахстан" стоял Санбаев. Именно поэтому земляки получили стройматериалы и деньги на обустройство. Это была хорошая проза поступка. Сделав намеченное сердцем, Сатимжан ходил по Атырау - городу своей юности - и среди нашей беседы неожиданно произнес: "Я люблю этот город...".
А жизнь продолжала меняться. Все меньше становилось общедоступных мест для встреч. Интеллигенция разбрелась по углам. "Места на авансцене" заняли новые сочинители чисто потребительских ценностей. Литература, культура и искусство затмевались духом наживы. Кто бы знал, как тяжело было это отчуждение от профессии, от себя... Писатель на глазах становился нерентабельным. Пять томов прозы Сатимжана Санбаева до сих пор не могут найти своего издателя, как, впрочем, и книги других хороших писателей и поэтов. В один из таких "дней отчуждения" как-то идем с Сатимжаном по городу, беседуем. Сатимжан рассказывает смешные ситуации, случившиеся на съемках фильма "Батыр Баян", где он играл Абылай-хана. На его строгом бледном лице, так удивительно похожем на лик великого хана, была разлита печаль - печать последних лет. Наверное, только писателю дано одномоментно нести в себе знаки прошлого и настоящего. Но в этот момент было больше грусти о прошлом, что и высказал, вздохнув, Сатимжан: "Да, до Белой аруаны это было. Идущие следом насытятся пылью..." Недосказанное надо было домыслить, как в целом и все написанное писателем.
Сатимжан и сегодня спокойно и достойно несет звание писателя. Он знает, что и неизданные книги обладают мистической силой воздействия. Сатимжан сегодня - сам метафора писателя времен затмения литературы. Он не нуждается в похвале и снисхождении и не отличим от простых людей, для которых писал и пишет. Думается, что Сатимжан в год своего юбилея воспринимается, словно Белый Нар, гордый и вольный, всегда готовый прийти на помощь людям, защитить священное поле нашей духовности и культуры. А книги его - гарантия того, что и к нашим потомкам перейдет неистребимый ген свободы и справедливости, который во все времена требует от нас жертв и действия. И терпения.
