На фоне экономических трудностей участились разного рода информационные вбросы. Например, банкиры провели тайную вечерю, на которой заявили, что с девальвацией мы запоздали. На прошлой неделе состоялся взаимный обмен любезностями между одним из вице-премьеров и руководством «АрселорМиттал Темиртау». Все нервничают от экономических проблем. Это было заметно и на недавнем расширенном заседании правительства с участием президента. Между тем некоторые экономисты стали говорить, что без политических реформ нам кризис не преодолеть. Мы поговорили на эту и другие темы с кандидатом политических наук Досымом САТПАЕВЫМ.
- Досым, ты согласен с утверждением, что без политических реформ нам из кризиса не выбраться?
- Политические реформы сами по себе не могут быстро решить существующие экономические проблемы. Эти реформы лишь помогают нейтрализовать потенциальные риски в экономике. Хотя, как показывает опыт других стран, именно неэффективная экономика нередко провоцирует серьезные изменения политических систем. Опять же вспомним ленинский тезис: «Политика есть самое концентрированное выражение экономики». В Казахстане чаще звучало, что экономика первична, а политика вторична. Но экономическую стратегию всегда определяла власть, в том числе исходя из специфики созданной политической системы. Структура казахстанской экономики с самого начала выстраивалась под политическую конструкцию, а не наоборот. В результате мы имеем одну из форм корпоративизма, когда произошло окончательное сращивание экономической и политической элит. При этом Казахстан в классификации политических режимов относится больше к автократической системе. Кстати, ее модернизационная форма иногда предполагает создание вполне успешной рыночной экономики, которая рано или поздно вступала в противоречие с политическим консерватизмом, как это было, например, в Южной Корее. Но в Казахстане полноценной рыночной экономики нет. Есть отдельные ее элементы. Более того, в условиях особенностей политического развития страны появление такой экономики под сомнением. Ведь граница между бизнесом и властью всегда была призрачной. В результате наверху часто «путают свою шерсть с государственной». А при таких условиях никакая экономическая реформа не будет успешной.
Таким образом, сейчас многие проблемы экономического развития Казахстана, хотим мы того или нет, упираются в несовершенство политической системы. Конечно, с точки зрения власти, многие экономические проблемы, которые возникли в Казахстане, связаны с негативными внешними факторами, будь то падение цен на нефть, кризис в России или замедление темпов роста ВВП в Китае. Об этом еще раз было сказано во время расширенного заседания правительства. Но фактически большинство из этих проблем порождены спецификой существующей политической системы, которая базируется на нескольких базовых принципах: фаворитизм, корпоративизм, коррупционная рента, синдром временщика, конкуренция агашек, но не идей, отсутствие прозрачности и т.д. В результате экономическая конкурентоспособность наших бизнес-структур зависит не от их эффективности, а от конкурентоспособности тех элитных групп, которые этот бизнес «крышуют». В свою очередь лояльность элиты покупается за счет предоставления ей доступа к разделу экономики на отдельные княжества.
- Ровно 20 лет назад был распущен последний относительно демократически избранный парламент. Тогда его роспуск объяснили необходимостью экономических реформ и, надо сказать, некая модернизация в режиме ручного управления была сделана. Почему бы этот прием не повторить и сейчас?
- Не вижу никакой связи между нашим парламентом и экономическими реформами. Экономическую стратегию в стране определяют не депутаты, а глава государства и правительство. В этом особенность сверхпрезидентской системы. Задача парламента - законодательно оформлять инициативы, спущенные сверху, и иногда устраивать шумовые эффекты по поводу нерадивых министров, которые работают по принципу «А Васька слушает, да ест». Наш парламент, как игрушечный конструктор «Lego» 5+, который можно быстро собрать и разобрать по любому поводу. При этом деталей не так уж много. Было бы только желание Акорды. Кроме того, парламент 20 лет назад и сейчас - это игроки с абсолютно разными весовыми категориями. До 1995 года слишком самостоятельный Верховный совет РК еще мог выражать недоверие социально-экономической политике правительства и даже вступать в противостояние с президентской властью. Поэтому его роспуск был серьезным политическим событием с точки зрения трансформации политической системы страны в сторону сверхпрезидентской республики. И здесь возникает противоречивая ситуация. С одной стороны, страна в тот период действительно нуждалась в быстрых экономических реформах, и долгий конфликт между ветвями власти мог все притормозить. С другой - «экономическая реформа» превратилась в банальный передел государственной собственности, который породил нынешнюю элиту, но не государственников. А законодательная ветвь власти превратилась больше в «нотариальную контору» правительства и администрации президента, чем в индикатор общественных настроений и отдельную ветвь власти. Наш парламент все чаще отражает эхо Акорды, а не глас народа.
- В чем наиболее острые противоречия между экономикой и сложившейся политической ситуацией?
- Например, структура нашей политической и бизнес элиты не предполагает наличия полноценной экономической конкуренции по причине существования такого явления, как фаворитизм. То есть протекционизм, «крышевание» и коррупция априори снижают темпы развития рыночной конкуренции в стране. Ведь та же коррупционная рента влияет на процесс ценообразования и на увеличение стоимости сделки, как отмечает автор книги по теневой экономике Джордж Муди-Стюарт. Таким образом, низкое качество государственного управления связано с активной деятельностью внутри элиты теневых групп давления, которые принимают участие в коррупционных механизмах распределения ресурсов, что негативно сказывается на реализации государственных программ развития. В свою очередь, это приводит к сохранению социальной поляризации общества и снижению легитимности власти как в центре, так и в регионах. В любом случае, диверсификация экономики невозможна в условиях доминирования нескольких олигархических групп в этой самой экономике, которые, как собаки на сене, держат под контролем стратегические отрасли страны. В свою очередь, офшоризация сознания элиты выводит капиталы из страны. И никакая очередная легализация этот тренд не остановит. Более того, по мере роста политической неопределенности по поводу смены власти бегство капиталов может ускориться. Серьезной проблемой является то, что существующий государственный аппарат изначально сформировался в условиях проклятия ресурсов, когда экономика сидит на сырьевой игле. При этом сохранение сырьевого характера экономики и доминирование финансово-промышленных групп не стимулировало развитие малого и среднего бизнеса, чья доля в ВВП до сих пор составляет около 17 процентов.
Кстати, в стратегии развития «Казахстан-2050» упоминалась мысль о том, что страна должна работать, как единая корпорация, а государство должно быть ее ядром. Проще говоря, в этой схеме чиновник – главный рулевой, а разные общественные сегменты - лишь «департаменты» внутри корпорации. Но чиновник - плохой менеджер. Кто-то недавно удачно пошутил, что единственное, что мы с успехом можем сейчас производить, так это чиновников под маркой «Сделано в Казахстане». Вот только экспортировать их мы не можем по причине некачественной сборки. Конечно, бюрократический аппарат пытаются реформировать, но безуспешно. Это как пытаться поставить паровой двигатель на гоночный болид «Формулы-1». Такой проблемы, кстати, не было у многих из тех азиатских «тигров», на которых ориентируются наши чиновники. Там государственный менеджмент развивался параллельно с инновационной экономикой. Но говорить об инновациях легче, чем формировать инновационное мышление. А это мышление требует наличия реальной, а не мифической конкуренции. Существующая в Казахстане политическая система имеет определенные черты корпоративизма, который в первую очередь выражается в том, что государство взаимодействует только с теми структурами, которые являются монополистами в сфере представительства тех или иных интересов. Более того, государство само принимает участие в создании таких монополий. Здесь попытались перенять корпоративную модель некоторых азиатских стран в лице той же Южной Кореи или Сингапура. Но в Южной Корее все это, рано или поздно, закончилось демократическими реформами, а в Сингапуре эффективная антикоррупционная борьба не была банальным инструментом межэлитных разборок, как у нас.
- На твой взгляд, во власти есть понимание необходимости политических реформ?
- Судя по тому, что в посланиях президента последних лет о политических реформах практически ничего не говорится, возникает ощущение, что власть пришла к выводу о том, что выстроила работоспособную политическую систему. Конечно, при ныне действующем президенте эта система будет работать - в первую очередь на основе сохранения баланса сил внутри элиты. Но при любом нарушении этого баланса априори начнется новый передел собственности, что автоматически повысит инвестиционные риски в стране.
- Какие именно политические реформы нужно проводить? С чего начинать?
- Начнем с того, что многие автократические режимы в своем развитии обычно проходят три этапа: институциональный, мобилизационный и стабилизационный. Последний этап нередко предполагает доминирование консервативных настроений в элите, желающей продлить существующий status quo. Думаю, Казахстан как раз находится на этом этапе. И совсем немногие автократические системы переходят на более сложный четвертый этап - модернизационный (инновационный). Одинаковую угрозу для стабильного развития Казахстана могут представлять как попытки ее консервации, так и поспешного радикального изменения. Ибо централизованную систему часто бывает трудно успешно децентрализовать без угрозы полного распада самой системы. В своей книге «Сумеречная зона или «ловушки» переходного периода» мы с коллегами писали, что для эффективной реализации любой политической реформы необходимы три условия. Во-первых, экономическая база, ибо в бедном государстве проведение любых политических реформ часто приводит, скорее, к неудачам, чем к успехам. Во-вторых, политическая воля, которая определяется не конъюнктурными интересами, а стратегическими целями политического развития. В-третьих, последовательность, так как любые политические реформы - это долгосрочный проект.
Что касается основных направлений политической реформы, то их можно обозначить как принцип шести «П»: политические институты (формирования публичной политики вместо теневой); правовая реформа (восстановление системы сдержек и противовесов); парламентская реформа (законодательная ветвь власти как коллективный преемник); партийная реформа (снижение влияния групп давления); процесс децентрализации по горизонтали и вертикали (разделение властей, выборность местной исполнительной ветви власти и создание эффективных институтов местного самоуправления); прочный экономический фундамент, опирающийся на развитый человеческий капитал (социальный эллипс вместо пирамиды неравенства). Одной из главных целей политической реформы должно быть повышение общественного контроля над деятельностью государственных структур, квазигосударственных институтов и национальных компаний. Любая транспарентность повышает ответственность, которая в свою очередь закладывает основу для эффективного государственного менеджмента. Конкурентоспособная экономика не может быть без конкурентоспособного государственного аппарата. Кстати, бизнес также должен быть заинтересован в политических реформах, так как при их успешном проведении он получает твердые гарантии права на собственность, которую у него не отнимут лишь только потому, что она приглянулась кому-то из элиты.
- У нас стоимость барреля нефти и уровень демократии находятся в обратной пропорции, то есть чем дешевле нефть, тем больше демократии в стране. Готова ли власть уже поделиться с обществом полномочиями, или надо подождать, пока нефть не опустится ниже 20 долларов за баррель?
- Но мы ведь когда-то жили и при 10 долларах за баррель, а демократии больше не стало. Кстати, здесь я вспоминаю интересное наблюдение российского экономиста Андрея Илларионова, которым он поделился на одной из ежегодных конференций по риск-менеджменту в Алматы. По его мнению, существует так называемый «эффект ножниц», который актуален не только для Казахстана, но и для России, когда рост ВВП не сопровождается соответствующим институциональным развитием. И эти ножницы подрезают нашу долгосрочную конкурентоспособность во всех сферах.
- Если вдруг власти решатся на реформы, откуда у нас возьмутся политические партии оппозиционного толка?
- За последние несколько лет власть действительно основательно подчистила оппозиционное поле. Старая оппозиция ушла. Новая еще институционально не оформилась. Но протестные настроения никуда не делись. Поэтому, если в стране начнутся реальные, а не косметические политические реформы, то оппозиционные силы появятся. Ведь многие слабые черты казахстанской оппозиции заключены не только в ней самой, а в тех политических «красных флажках», которые расставляла власть, что мешало ей трансформироваться в реального игрока. С учетом казахстанской специфики, которая характеризуется фрагментацией и атомизацией протестного поля, в стране созданы условия для появления нескольких оппозиционных партий и движений, которые могли бы перевести существующие протестные настроения в легальное поле. Радикализм и популизм в любой идеологической форме ни к чему хорошему не приводили. С другой стороны, пытаться создать одну общенациональную оппозиционную партию будет довольно тяжело, так как ей придется опираться на некие универсальные политические ценности в обществе, которых на данный момент нет. Кстати, здесь стоит вспомнить известную «модель Даунса», суть которой состоит в том, что победу нередко одерживает тот политик, который находит золотую середину в политических предпочтениях граждан. Хотя это характерно для более или менее политически структурированных обществ, где четко выделен центр, а также левые и правые политические фланги. В идеале такая же политическая конструкция должна быть и у нас.
- Кого ты мог бы назвать в качестве лидеров оппозиции? Это люди из власти или еще откуда-то?
- Если речь идет об оппозиционном деятеле общенационального масштаба, которого поддержали бы разные протестные группы, то такого я пока не вижу. Думаю, что в период транзита власти в стране появятся новые игроки на оппозиционном поле. Возможно, их даже будет много по причине того, что казахстанское общество фрагментировано на разные социальные, демографические, этнические, языковые и прочие группы, в которых есть свои потенциальные лидеры.
- Уже много лет политтусовка представляет унылое зрелище. Зато в соцсетях активно продвигаются новые люди, мыслящие другими категориями. Например, конфликт России с Украиной показывает, что в обществе существует раскол по многим вопросам. Существует ли опасность, что легитимность получат движения националистического или религиозного толка? Пророссийские организации или их казахстанские антагонисты, исламские радикалы?
- Опасность для казахстанских властей заключается в том, что многие граждане страны попали в ловушку «размытой самоидентификации». Отсюда и споры, что должно быть заложено в основу казахстанской государственности - этническая, религиозная или гражданская самоидентификация. Под внешним более или менее спокойным покрывалом казахстанского общества кипят нешуточные страсти и происходят конфликты разных ценностных ориентиров. Конечно, согласно действующему законодательству, в Казахстане запрещено создание политических организаций на этнической или религиозной основе. Но это не исключает появление в стране в транзитный период отдельных лидеров и общественных структур, которые попытаются мобилизовать своих сторонников вокруг националистических и религиозных лозунгов разной степени радикальности. Политтехнологически это сделать не так сложно, так как вопрос об этнической и религиозной самоидентификации всегда актуален, особенно среди молодежи. И всегда появятся желающие воспользоваться этим в своих политических целях. Где-то два этих идейных направления будут сливаться вместе, а где-то вступать в конфронтацию. Кстати, уголек в огонь могут подкинуть и некоторые представители нашей элиты, которые в борьбе за власть захотят воспользоваться таким инструментом давления, как «возмущенные народные массы». Что касается радикалов, то тревожным знаком является факт появления молодых людей в рядах террористических структур в той же Сирии, Ираке и Афганистане. Это говорит о трансформации части протестных настроений внутри Казахстана в особо радикальную форму деятельности. Такое положение вещей представляет угрозу для Казахстана, который при определенных условиях может стать ареной столкновения различных геополитических интересов, что способно спровоцировать разыгрывание национальных, сепаратистских или религиозных карт со стороны других государств. Пример Украины является вполне наглядным.
