10314 26-05-2020, 09:05

«Игры патриотов» со статистикой жертв голода 1930-х: кто больше?

Ежегодно накануне 31 мая в СМИ и в соцсетях появляются публикации, посвященные страшной трагедии в истории нашего народа – массовому голоду начала 1930-х. В них излагаются разные взгляды на причины и последствия случившейся тогда гуманитарной катастрофы, что вполне объяснимо. А вызывает неприятие другое – та вольность, с которой отдельные люди, в том числе называющие себя исследователями, жонглируют цифрами безвозвратных человеческих потерь: 2, 3, 4  миллиона; 50, 60, даже 80 процентов всех казахов. Попробуем проанализировать одну из таких публикаций.

Можно ли верить Букехайнову?

Недавно наткнулся на статью с громким заголовком «Нас могло быть вдвое больше: голод 30-х заморил свыше 4 млн. казахов». Как выяснилось, она была размещена 31 мая 2017-го одним из известных Интернет-изданий и с тех пор гуляет по разным сайтам и соцсетям. Появилась она в несколько измененном виде и под другим названием даже на фактически государственном историческом портале National Digital History of Kazakhstan (e-history.kz). Автор  – не какой-нибудь человек с улицы, а целый директор целого НИИ «Алаш» при Евразийском национальном университете Султан Хан Аккулы.

Начинается статья следующими словами: «Новые сведения о масштабах голода в Казахстане 1932–1933 годов поражают воображения: численность казахов сократилась с 8-9 миллионов в 1924 году до 2,1 миллиона в 1937-м». Выходит, потери составили даже не 4, а 6-7 млн., хотя, возможно, автор имел в виду еще и тех, кто был вынужден покинуть родину. Но в любом случае сразу настораживает та легкость, с которой он «распоряжается» судьбами миллионов людей: то 4, то 6-7. Что же касается «новых сведений», то под ними подразумеваются вовсе не какие-то документы, с которых снят гриф «секретно», не закрытые прежде статистические сведения, а сомнительные оценки субъективного характера.      

Согласно результатам первой всесоюзной переписи, проведенной в 1926-м, казахского населения в Союзе насчитывалось в общей сложности 3968 тысяч, то есть менее четырех миллионов, из которых на территории Киргизской (Казахской) АССР проживали 3852 тысячи. Откуда Аккулы, категорически отказывающийся признавать эти данные, взял еще несколько миллионов?

Отталкивается он, и вполне резонно, от итогов переписи 1897 года, когда численность казахов в Российской империи составляла 4084 тысячи человек (3787 тысяч из них проживали в регионах, которые были отнесены к Средней Азии, остальные 297 тысяч на территориях русских губерний). Этой цифрой как исходной оперировал и лидер движения «Алаш» Алихан Букейханов, на которого как на безоговорочный авторитет ссылается в ходе своих дальнейших рассуждений Аккулы. По словам последнего, Букейханов в одной из заметок, опубликованных в советское время, утверждал, что в 1914-м казахов было уже 6470 тысяч, или почти шесть с половиной миллионов.

То, что эта цифра явно завышена, можно доказать, даже не будучи профессиональным демографом, - достаточно небольших познаний в истории, элементарной логики и умения сопоставлять цифры. Ну и знакомства с некоторыми статистическими выкладками. 

Букейханов, как отмечает Аккулы, писал, что «динамика роста казахов заметно превышает общемировую». Но что понимается под «динамикой роста»? Только уровень рождаемости, который у всех народов Средней Азии действительно был выше общемирового? А как быть с такими не менее важными демографическими составляющими, как продолжительность жизни, смертность? Учитывал ли их лидер «Алаша»?  

Приведу пару цитат, причем не из советских источников, чтобы не было упреков в ангажированности, а с уже упомянутого исторического сайта National Digital History of Kazakhstan.

Первая: «На рубеже ХIХ-ХХ вв. смертность в Казахстане была очень высока. Именно по этой причине рост населения шел медленно, а в некоторые годы наблюдалось даже некоторое снижение естественного прироста. Структура причин смерти была глубоко архаична... Ученые объясняют этот факт нищетой и обездоленностью больших групп населения, кочевым образом жизни, отсутствием медицинской помощи. Главными болезнями населения были туберкулез, пневмония, инфекционные желудочные заболевания. Большое распространение имели дизентерия, брюшной тиф, скарлатина».

Вторая: «Высокая смертность, особенно детская (до года), достигала в кочевых районах порой 60%. В этой связи интересно сопоставить уровень естественного прироста оседлого и кочевого населения края. Например, в Акмолинской области в 1900 г. естественный прирост кочевого населения был в 2,6 раза ниже, чем у русских и украинцев, в 1910 г. – в 5,1 раза; в 1914 г. – в 3,5 раза. С некоторыми колебаниями эта тенденция наблюдалась в Тургайской, Уральской, Семиреченской и других областях края».

Замечу от себя: другие – это лишь две: Семипалатинская и Сырдарьинская. Плюс частично Закаспийская область, где казахи Мангышлакского уезда составляли 20 процентов населения.

Впрочем, сведения, касающиеся смертности и продолжительности жизни в наших краях в начале 20-го века, носили и продолжают носить фрагментарный характер. Целостной же картины, охватывающей всю казахскую степь того времени, никогда не было. Поэтому можно смело предположить, что эти факторы Букейхановым не учитывались.  

Что и как считать?

По состоянию на 1897 год, на территории Средней Азии, включая все казахские области, проживало 7747 тысяч человек, из которых, повторюсь, 3787 тысяч, или 48,8 процента, составляли казахи (это без учета не охваченных переписью Хивы и Бухары). Других всеобщих подсчетов населения до революции не проводилось, поэтому остается ссылаться на данные Центрального статистического комитета МВД Российской империи, и из них следует, что к началу 1914-го население Средней Азии увеличилось до 11,1 миллиона.

«Игры патриотов» со статистикой жертв голода 1930-х: кто больше?

Однако разбивка по этносам отсутствует. Как подсчитать хотя бы приблизительную численность казахов на тот момент?

Прежде всего, нужно иметь в виду масштабы переселения сюда крестьян из российских и украинских губерний в эпоху столыпинских реформ. Это, кстати, крайне негативно сказалось на уровне жизни казахов: они лишились значительных площадей лучших своих земель, были вынуждены пойти на заметное сокращение поголовья скота (главного своего кормильца), что тоже отнюдь не способствовало их демографическому росту.

Согласно данным современных отечественных историков, в период с 1906-го по 1913-й в Акмолинскую, Торгайскую, Уральскую и Семипалатинскую области перебрались 438 тысяч хозяйств, а каждое хозяйство – это в среднем от четырех до шести человек. Примерно четверть их вернулась обратно. Также учтем два фактора. Первый – после начала мировой войны процесс переселения резко пошел на спад. Второй – перепись 1926-го показала наличие в Средней Азии более чем двух миллионов славянского населения (львиная их доля проживала в Казахстане), или почти на 1,4 миллиона больше, чем в конце предыдущего века,  хотя в ходе первой мировой и гражданской войн, а также массового голода 1921-22 годов оно понесло немалые человеческие потери. Исходя из этого, можно сделать вывод, что к 1914-му «столыпинских» переселенцев, обосновавшихся в регионе, было, как минимум, 1,1 – 1,2 миллиона. На том же сайте National Digital History of Kazakhstan можно прочитать: «В шести областях Казахстана в период 1897-1916 гг. механический прирост населения составил 1301,4 тыс. человек».  Если же брать период до начала 1914-го, то, скорее всего, будет 1,2 миллиона.   

За минусом этой цифры, отражающей иммиграцию, мы получим 9,9 миллиона (11,1 – 1,2). Это корррелирует с выводами известного демографа и статистика Розы Сифман, которая указывала, что естественный прирост, то есть без учета переселенцев, в Средней Азии в период с 1897-го по 1913-й составил 2,15 миллиона (было 7,75 миллиона, стало 9,9). И если доля казахов в 48,8 процента сохранилась, то в абсолютном выражении их стало 4,8 миллиона. Учтем и тех, кто жил на территориях русских губерний. Итого примерно 5,1 миллиона по всей Российской империи перед началом войны.

Это чуть ли не на полтора миллиона меньше цифры, названной лидером «Алаша». Впрочем, для Аккулы и 6,47 миллиона (на тот момент две трети населения Средней Азии!) – мало. Директор НИИ делает ссылку на писателя Смагула Елубая, который вроде бы сообщил о том, что «в книге профессора Шолошникова, изданной в 1921 году в Оренбурге, он обнаружил новые сведения о численности казахов: по итогам переписи 1911 года она составляла 8 миллионов (!) человек». Что это за профессор Шолошников, какая книга имеется в виду, откуда взята цифра, если в 1911 году всеобщая перепись населения не проводилась, каким таким чудесным образом доля казахского населения в Средней Азии выросла до 80 процентов – обо всем этом остается лишь догадываться.

Демографическая яма или демографический подъем?

Итак, за 17 мирных лет (1897-1914) реальный прирост численности казахов мог составить, в лучшем случае, чуть больше миллиона. При сохранении таких темпов за следующие десять лет (1914-1924) их количество достигло бы 5,6 – 5,7 миллиона. Но…

Вспомните, какое это было десятилетие. Сначала первая мировая война и, как ее следствие, казахское восстание 1916-го, жестоко подавленное царским режимом. Общее число жертв среди местного населения плюс бежавших от преследований за пределы Российской империи составило, по разным оценкам, от 300 до 500 тысяч. Затем гражданская война, которая в Казахской степи, конечно, была не столь кровопролитной, как в европейской части империи, но тоже сопровождалась немалыми жертвами. А самое страшное – она, наряду с обрушившейся засухой и бескормицей, плюс политикой «военного коммунизма», вызвала массовый голод 1921-22 годов, к которому добавились эпидемии. Даже приблизительную цифру людских потерь среди казахов никто не знает: одни исследователи говорят о нескольких сотнях тысяч, другие – о миллионе и даже больше.

Плюс еще один немаловажный, а, возможно, даже ключевой фактор. Прочтите на сайте «Исторические материалы» статью, в которой подробно рассказывается о том, сколь катастрофическим было в российских регионах падение рождаемости (в полтора-два раза) в годы первой мировой и гражданской войн. Эти катаклизмы не могли обойти стороной и наши края.  

Например, сам же Аккулы в одной из своих статей пишет: «По данным профессора Мамбета Койгелдиева, в 1916-1917 годах на тыловые работы (в европейскую часть России – прим. авт.) были мобилизованы в целом от 100 до 150 тысяч казахов. Однако новые архивные материалы, обнаруженные в НИАБ, свидетельствуют, что мобилизованных было значительно больше». Почему бы автору не задуматься над тем, сколько младенцев не появилось на свет из-за того, что огромное число мужчин детородного возраста надолго покинуло родные места? Или задаться другим вопросом: сколько детей «недородили» здесь те наши многочисленные сородичи, которым пришлось бежать за пределы империи, либо которых настигла голодная смерть, эпидемия? Сколько вообще казахов и казашек в те годы лихолетья были вынуждены отсрочить создание семей, зачатие детей, а то и погибли, так и не познав радости отцовства и материнства?     

Были и другие потери. Например, в Ташкентском уезде Сырдарьинской области и в Самаркандской области в ходе переписи 1926-го казахов насчитали на 120 тысяч меньше, чем в 1897-м. Одна из вероятных версий сводится к тому, что двумя годами раньше, когда проходил процесс национального и территориального размежевания в Средней Азии, их записали узбеками, каковыми они и стали с тех пор считаться.

С учетом всего сказанного вряд ли следует удивляться тому, что в 1926-м переписчики зафиксировали всего около 3,9 миллиона казахов. Однако Аккулы называет эту цифру далекой от действительности. Он снова ссылается на Букейханова: мол, тот высчитал, что за десять лет (1914-1924) численность казахов не только не сократилась, но даже увеличилась, причем почти на миллион! Выходит, в те тяжелейшие годы наш народ, в отличие от многих других, входивших в состав Российской империи, вовсе не угодил в демографическую яму, а, напротив, пережил демографический подъем?

Кто-то может сказать: за 29 лет (1897-1926) казахов стало меньше на 116 тысяч, тогда как, например, узбеки, которых в ходе первой всероссийской переписи насчитали всего 726,5 тысячи, к 1926-му почти догнали нас – их стало 3,9 миллиона. Мол, откуда столь огромная разница в судьбах двух народов с сопоставимым уровнем рождаемости и продолжительности жизни? Тут есть простое объяснение. Во-первых, узбеками стали называться тюркоязычные сарты, которых в 1897-м было около миллиона (968,5 тысячи). Во-вторых, нужно учесть не охваченное той переписью население двух регионов, которые имели особый статус, -  Бухарского эмирата с его двумя миллионами жителей (около 1,4 миллиона из них составляли узбеки) и Хивинского ханства (еще примерно 0,4 миллиона). А теперь сложите все цифры…

То есть, на самом деле за рассматриваемый период узбекский этнос количественно вырос с 3,5 до 3,9 миллиона, или лишь на 11,5 процента, хотя он почти не пострадал от голода начала 1920-х. Это может служить дополнительным доказательством того, что увеличение численности казахов за указанные три десятилетия с 4-х до 7,5 миллиона (6 миллионов 470 тысяч + 979 тысяч), или чуть ли не вдвое, на чем настаивает Аккулы, – из области ненаучной фантастики.  

Резюмируя свои рассуждения, он окончательно запутывает читателей: «Если исходить из расчёта Алихана Букейхана, что естественный рост казахов за прошедшие 10 лет к 1924 году составил 979 тысяч человек при общей численности в 6 миллионов 470 тысяч к началу Первой мировой войны 1914 года, то за 8 лет, прошедшие с 1924 по 1932 год, естественный прирост должен был составить не менее 783 тысячи человек. Следовательно, численность коренного населения Казахстана накануне голода 1932 года и только в пределах республики составляла по крайней мере 7 миллионов 250 тысяч человек».

А теперь правильное решение задачи, которое под силу даже учащемуся младших классов: 6470 тысяч (к началу первой мировой войны) + 979 тысяч (за следующие десять лет) + 783 тысячи (за период с 1924-го по 1932-й) = 8 миллионов 232 тысячи. Хорошо, отнимем тех, кто проживал за пределами республики. Но даже при этом получается около 8 миллионов – на 750 тысяч больше, чем насчитал директор НИИ,

Так все-таки 8 миллионов или 7 миллионов 250 тысяч? Из какой цифры исходит директор НИИ «Алаш», когда утверждает, что от массового голода начала 1930-х погибли более четырех миллионов казахов?

Не сотвори себе кумира...

…Можно понять тех, кто не доверяет результатам всесоюзной переписи 1939-го и считает более достоверными итоги той, которую провели двумя годами раньше, но затем признали несостоявшейся, а все полученные данные засекретили, поскольку они не устроили Сталина. Ту перепись 1937-го в годы перестройки метко окрестили «репрессированной».  

Но переписная кампания 1926-го – совсем другое дело. Она проходила в условиях НЭПа, то есть достаточной экономической свободы, определенного вольнодумства в общественной жизни, внутрипартийной дискуссии (до всевластия Сталина было еще далеко, его запросто и пока безнаказанно могли раскритиковать заклятые друзья-большевики), а также политики «коренизации», поощрявшей развитие национальных культур, и даже борьбы с великорусским шовинизмом. А массовые репрессии, раскрутка махины ГУЛАГа и прочие ужасы были еще впереди. Какой в этих условиях был смысл фальсифицировать итоги переписи, а тем более занижать численность окраинных этносов, в том числе казахского? Да, сами казахи по ряду причин могли не желать встреч с переписчиками (даже сегодня не все этого хотят), но если учесть, что с точки зрения «глубины проникновения» в край советская власть была куда более настойчивой, чем царская, то можно предположить, что неучтенных оказалось немного. Ну, 50, 100 или 200 тысяч, но никак не три-четыре миллиона.

Кстати, в бывших постсоветских странах даже те специалисты, которые не признают результаты 1939-го, в целом лестно отзываются о переписи 1926-го. Да и нет другой «задокументированной» статистики по состоянию на тот период. А главное – цифры, полученные коллективными усилиями огромной армии переписчиков, которые должны были охватить все аулы, вызывают куда большее доверие, нежели умозрительно-«кабинетные» расчеты одного человека (имеется в виду Алихан Букейханов), будь он хоть семи пядей во лбу и кумиром значительной части современного казахского общества. И вообще, почему любые оценки, высказанные когда-то «алашевцами», касается это политики, культуры, демографии или чего-то еще, преподносятся сегодня как истина в последней инстанции? Они что, были всезнающими, святыми?   

Причины и масштабы массового голода начала 1930-х, количество жертв, которых было страшно много, – все это надо изучать. Но изучать серьезно, ответственно, а не спекулировать на крайне болезненной для казахского народа теме…