Наша земля богата не только недрами, но и памятниками древности, которые принесли бы имиджу Казахстана больше пользы, чем углеводороды. Это лишний раз доказывает поистине сенсационная находка карагандинских археологов в Сары-Арке – ступенчатая пирамида эпохи бронзы. Об историко-культурном богатстве края и государственном подходе к этому мы беседуем с кандидатом исторических наук Виктором Новоженовым.
Разведывательная экспедиция здесь была проведена еще прошлой осенью, а раскопки начались в нынешнем полевом сезоне. И сегодня мы видим четко очерченные (но еще не окончательные) черты многоступенчатой пирамиды, напоминающей древнеегипетский аналог. Такое сооружение могли построить только представители всесторонне развитой цивилизации. И это еще одно лишнее доказательство того, что так называемая бегазы-дандыбаевская культура несет в себе много тайн.
Автором удивительной, но при этом закономерной (о «плодовитости» Сары-Арки на сенсации говорил в свое время отец казахской археологии Алькей Маргулан) находки является старший научный сотрудник Института археологии при КарГУ им. Бекетова Игорь Кукушкин – несомненно, талантливый и удачливый ученый. Огромный вклад в исследование и популяризацию памятника истории внес его коллега Виктор Новоженов, известный также своей деятельностью в отечественной журналистике (газета «АиФ Казахстан», радио «НС», телеканал «Астана» и другие СМИ).
«Во мне всегда борются два начала – археолог и журналист, – говорит по этому поводу наш собеседник. – Сейчас опять взял верх археолог. Раньше это было хобби, которое превратилось в работу. Сейчас это снова хобби. Потому что оно не кормит, к сожалению». И это «к сожалению» довольно часто проскальзывало в нашей беседе с Виктором, когда мы говорили о современности. А вот когда речь заходила о прошлом, тональность резко менялась.
Свято место…
– Виктор Александрович, расскажите немного о месте, где находится пирамида. Наверное, она там не одна?
– На самом деле там порядка 30 сооружений разных времен. Например, в 50 метрах от раскопок располагается большой курган ранних кочевников. Есть памятники сакского и более позднего времени. Вообще-то это место аулие – намоленное, так сказать. Сравнительно недалеко находится могила казахского батыра. Туда приезжают паломники. То есть эта территория, как и Сары-Арка в целом, богата на археологические памятники. Кстати, другой известный карагандинский археолог, Виктор Васильевич Варфоломеев, уже два десятилетия исследует поселение Кент. Это, может быть, даже большая сенсация, чем Сарыаркинская пирамида. Там получены уникальные находки, в том числе коллекция резной кости тончайшей работы. Это самый настоящий город (25 гектаров) – с улицами, каменными фундаментами и домами, планировкой. И возраст у него примерно такой же, как у пирамиды, – это конец эпохи бронзы.
– Понятно, что главная «сенсация» – это само сооружение, но интерес вызывают и артефакты – археологические находки. Что любопытного уже удалось найти?
– Во-первых, там найден нож-кинжал киммерийского облика, который дает датировку с нижним уровнем IX, а с верхним – XII-XIII века до нашей эры. Во-вторых, это довольно хорошо сохранившаяся керамика, уточняющая датировку. Кроме того, есть загадочные предметы из бронзы, назначение которых нам еще предстоит выяснить. Я надеюсь, что нам удастся сделать анализы находок. В первую очередь – радиоуглеродный анализ, который, как я думаю, может еще больше «удревнить» наши предположения – даже раньше XV века до н.э. Кстати, чем хороша эта ситуация, связанная с публикациями в зарубежных СМИ, так это тем, что на ребят вышла солидная английская лаборатория, предложившая свои услуги. Бесплатно. С другой стороны, это показатель того, что у нас подобных специалистов нет – тех, кто сможет потом калибровать результаты таких анализов. Кроме того, надо будет выполнить антропологические исследования – там обнаружены два человеческих черепа. То есть мы можем восстановить облик захороненных людей. Но меня интересует еще одно обстоятельство – оно касается выделения генотипа. Проще говоря, можно будет понять, откуда эти люди.
Строители пирамид
– И кто они, строители этого города и пирамиды? Одни и те же люди?
– Конечно! Это одна культура, одни люди. Как мне кажется, это пратюркские племена, которые стали основой великой метисации, случившейся в наших степях на рубеже второго и первого тысячелетий до нашей эры. Как мы знаем, андроновцы и прочие кланы, жившие на территории Сары-Арки в эпоху развитой бронзы, выглядели, как европеоиды. Но это неважно. Важно то, что первые монголоидные племена, научно установленные, – это были карасукоидные (попросту говоря, карасукцы), ставшие элитой в то время. И именно для них возводили такие роскошные погребальные сооружения. Они явно были и вооружены лучше, и владели более прогрессивными инновациями, что, собственно, и обеспечивало их благополучие. Это их родственники и, возможно, жены, пришедшие из других кланов. В общем, они близкие по родственным узам и профессиональному плану, говоря современным языком. Речь идет о формировании пратюркской идентичности, происходившей здесь в то время – более трех тысяч лет назад. И я думаю, что для казахов и всех, кто здесь живет, это очень важно – речь идет о нашей общей истории.
Эти племена, а точнее кланы, судя по всему, были тибетские (древнекитайские источники их называют хьян-юн), которые двинулись на территорию Сары-Арки, скорее всего, за лошадьми. Потому что здесь очень хорошо научились использовать лошадь, одомашнили ее. Следует заметить, что лошадь (владение ею) в то время было равносильно атомной бомбе, новейшим технологиям и современным коммуникациям. Проще говоря, кто владел лошадью, тот владел всем миром. И уже доказано, что лошади из берельских и алтайских курганов были, так сказать, казахской породы – то есть из наших степей, из Ботая. Можно сказать, из «зайбертовской» породы (видный ученый из Северо-Казахстанской области Виктор Федорович Зайберт уже давно доказал, что именно здесь была впервые в мире одомашнена лошадь – прим. авт.). Представителей более ранних племен, известных нам как андроновские, китайцы называли «воинами, владеющими колесницами и лошадьми», что тоже много о чем говорит. Как это ни парадоксально, наша история того времени во многом известна именно по китайским хроникам.
– То есть мы можем утверждать, что местное население – автохтонное и мы имеем прямые культурные и генные корни с создателями этой пирамиды?
– Безусловно! Меня всегда бесит, когда говорят, что кто-то пришел, а другой ушел… Да, кочевали, и делали это на огромные расстояния – порой до 10 тысяч километров, но всегда возвращались обратно, на свою родину. И именно здесь хоронили своих сородичей – там, где жили (и живут) аруахи. Это очень важный момент. А кочевали в том числе и по вполне объективной причине: не могла одна территория прокормить каждое новое поколение, и оно вынуждено было откочевывать.
– Кстати, какими были климат и ландшафт на этой территории в то время – три тысячи лет назад?
– На самом деле климат особо не изменился. Может быть, он был сравнительно более благоприятный, да и травы было побольше. Но дело в том, что этим направлением в нашей, казахской, науке никто не занимается. Я так и не могу понять, почему такое происходит, почему никто до сих пор не ответил на этот вопрос: каким был климат на территории Казахстана две или три тысячи лет назад? Есть общие ответы – мол, был похожим и немногим более влажным, но конкретного и научно обоснованного ответа нет. Вот, скажем, о Сахаре мы знаем – когда-то она представляла из себя саванну (как наша степь сейчас). А как выглядела Сары-Арка или Бетпак-дала, никто точно сказать не может. Конечно, мы берем анализы, но опять-таки этим никто не занимается – нет финансирования.
Госязык и господход
– На страницах нашего издания мы уже поднимали проблему игнорирования государством этого направления в науке, писали о том, что можно было бы поднять имидж страны в плане исторического прошлого. Тем более что археологи на блюдечке все преподносят…
– Вот-вот. Вся эта история вокруг Сарыаркинской пирамиды очень даже интересна. Первый этап великого освоения нашими предками степей Евразии – это довольно серьезный повод для гордости, для осознания собственной самоидентичности, для национальной идеи и, наконец, для понимания того, кто мы есть в этом мире. И мне кажется, что это даже важнее, чем говорить по-казахски (хотя, безусловно, знание языка тоже является очень важным). Потому что язык – это механическая возможность выражения мысли, но если у тебя нет мысли, то и язык не важен и не нужен. Я, кстати, говорю по-казахски – просто у меня с произношением не очень, но через пару недель пребывания в ауле, в соответствующей языковой среде, я очень быстро все вспоминаю.
В любом случае я уверен, что нам нужно больше внимания уделять национальной истории, материальной и духовной культуре народа, накопленной тысячелетиями, развитию того же туризма. Чтобы знали и гордились тем, что у нас есть, а не подвергали сомнению, обсмеивали или уличали ученых в мифотворчестве. Потому что медийная составляющая этой истории, которая выплеснулась и распространилась во всем мире, как это ни парадоксально, говорит о том, что как мы были боратами, так ими и остались.
– То есть мы не замечаем и не ценим того, что имеем, тогда как во всем мире это приводит людей в восторг? Можно быть носителем языка, но не понимать и не ценить культуру народа?
– Да! Вот в чем настоящая трагедия. Я двумя руками за изучение и развитие языка, но еще я и за то, чтобы к этому обязательно прилагалась охрана нашего наследия, его пропаганда в обществе и должное финансирование этого. В том числе и работ на пирамиде. Хотел бы подчеркнуть: это миф, будто казахская наука умерла. Она еще жива. Она еще теплится в тех местах, где удалось сохранить прежнюю школу, где люди работают на энтузиазме, который превалирует над материальной составляющей. И сейчас археология помогает народу не утерять связь с прошлым, а для некоторых – вновь открыть эту связь. Язык – это хоть и один из главных, но не единственный индикатор национального самосознания. К нему прибавляется знание культуры, своих корней, своих предков. Ведь не случайно у казахов существует институт шежире, мощнейший эпос, представление о Жер-Уйык.
Исторические памятники – это настоящее национальное достояние, не меньшее, чем нефть, газ и другие подземные богатства. Надо бережно относиться к тому наследию, которое досталось нам от предков. Ведь оно по ценности не меньше (а может быть, даже больше), чем те же углеводороды…
Украшение… ЭКСПО?
– И наша пирамида может стать одним из ярких украшений этого национального достояния? Кстати, ведь в финансовом плане это не так дорого стоит?
– Что касается материальных затрат, то туда в общем-то нужно столько, сколько уходит на один «той», которых в Казахстане каждые выходные проводится огромное количество. Вопрос заключается лишь в желании, в том, что должен быть соответствующий государственный подход. Вообще, в Жезказганском крае очень много удивительных памятников, которые еще принесут немало сюрпризов и сенсаций – работы для археологов там много. И желание изучать у них есть. Нет только финансирования.
– А что конкретно нужно сделать сейчас с пирамидой – законсервировать, музеефицировать, накрыть куполом, как предложил аким ВКО в случае с берельскими курганами?
– Сейчас основная задача – реконструировать этот памятник. Потому что если не сделать это сегодня, то он просто погибнет. И я где-то в глубине души надеюсь на изменение государственного подхода к памятникам историко-культурного наследия – хотя бы к этому памятнику. Надежда связана, например, с ЭКСПО. Это все-таки международная выставка, в рамках которой Сарыаркинская пирамида могла бы стать идеальным объектом для демонстрации нашего достояния. Тем более что она сравнительно недалеко находится – в 300 километрах от столицы. Причем на республиканской трассе. Я не теряю надежды на то, что найдется во власти человек, который поймет все то, о чем мы с вами сегодня говорили, и посодействует в общем деле. Тем более что прецеденты были. Например, можно продолжить ту линию, которую начал в свое время Имангали Тасмагамбетов (имеется в виду программа «Культурное наследие»). Следующим этапом, на мой взгляд, должна стать популяризация – как раз то, чего нам не хватает. Ведь наше историческое знание находится в ужасном, просто катастрофическом состоянии.
